Что происходит в судьбе поэта болдинской осени. Ю.М.Лотман. Пушкин. Болдинская осень. В изобразительном искусстве

Весна и лето 1830 года

6 мая 1830 года было официально объявлено о помолвке Пушкина и Гончаровой. Но свадьба постоянно откладывалась - Наталья Ивановна Гончарова не хотела выдавать дочь без приданого, однако денег у разорённой семьи не было. В августе того же года умер дядя Пушкина, Василий Львович . Свадьба была снова отсрочена из-за траура, и Пушкин 31 августа выехал из Москвы в Болдино , чтобы вступить во владение близлежащей деревней Кистёнево, выделенной ему по случаю женитьбы отцом . Перед отъездом Пушкин поссорился с будущей тёщей и в письме, написанном под влиянием объяснения с ней, объявил, что Наталья Николаевна «совершенно свободна», он же женится только на ней или не женится никогда.

Болдино

Усадьба Пушкиных в Большом Болдине

В Болдино Пушкин приехал 3 сентября, рассчитывая за месяц управиться с делами. Поначалу он опасался, что лучшая рабочая пора (обыкновенно осенью он много писал) должна быть заполнена хлопотами по введению во владение и закладу Кистенёва . Эпидемия холеры нарушила его планы - из-за карантина он задержался на три месяца, которые стали одним из самых плодотворных периодов в его творчестве.

Отражением его тревог стали появившиеся вскоре после приезда « » и « » («Безумных лет угасшее веселье…») . Вскоре, однако, письмо невесты вернуло ему утраченное душевное равновесие. Своему другу и издателю Плетнёву Пушкин сообщил, что, в своём «премиленьком письме» она «обещает выдти за меня и без приданого» и зовёт его в Москву . Дела по Кистенёву были переданы канцелярскому служащему, и поэт, уверенный, что Гончаровы покинули холерную Москву, уже известил друга, что появится там не ранее, чем через месяц.

Осень 1830 года стала для Пушкина временем подведения итогов. Уже в своём послании родителям с извещением о помолвке (6-11 апреля 1830) он писал, что начинается новый период; о том же он говорит Плетнёву уже из Болдино: «Доселе он я - а тут он будет мы. Шутка!» (XIV, 113,29 сентября 1830). Перемены в личной жизни совпали с началом нового этапа литературной деятельности. Заключительную главу «Евгения Онегина » поэт открывает ретроспективной картиной своего творчества, символически представив его развитие через «смену обликов Музы», а направление своей литературной эволюции, по словам Благого , как «движение через романтизм к реализму, от „поэзии“ к „прозе“» .

В первых числах октября Пушкин попытался уехать из Болдино, но ему не удалось преодолеть карантинные оцепления.

5 декабря 1830 года Пушкин вернулся с третьей попытки в ещё окружённую холерными карантинами Москву. 9 декабря Пушкин писал Плетнёву:

Скажу тебе (за тайну) что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 [гл<авы>] последние главы Онегина, 8-ую и 9-ую, совсем готовые в печать. Повесть писанную октавами (стихов 400), которую выдадим Anonyme. Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, имянно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время Чумы, и Д.<он> Жуан. Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не всё: (Весьма секретное) Написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржет и бьется - и которые напечатаем также Anonyme.

Проза

Повести Белкина

Маленькие трагедии

Рукой Пушкина в ноябре 1830 года написан список драматических произведений, созданных в Болдино, к которым он добавил «Домик в Коломне»:

I. «Окт.» (то есть Октавы - «Домик в Коломне»). II. «Скупой». III. «Сальери». IV. «Д. Г.» (Дон Гуан-«Каменный гость»). V. «Plague»* («Пир во время чумы»).

Критические статьи

Положение, сложившееся в российском литературном мире к началу 1830-х годов, изоляция, в которой оказались сотрудники «Литературной газеты » и, особенно, обострившиеся отношения с Булгариным - всё это заставило Пушкина впервые обратиться к литературной полемике и подвергнуть переоценке все свои важные произведения («Руслан и Людмила », «Евгений Онегин », «Граф Нулин », «Полтава »). 2 октября, после неудачной попытки вырваться в Москву, он начинает свои заметки: «Нынче в несносные часы карантинного заключения, не имея с собою ни книг, ни товарища, вздумал я для препровождения времени писать опровержение на все критики, которые мог только припомнить, и собственные замечания на собственные же сочинения» . В распоряжении Пушкина не было ни газет, ни журналов, однако, он, по-видимому, помнил все полученные им значимые критические отзывы. Пушкин писал два больших литературно-критических цикла для «Литературной газеты», но все статьи остались неопубликованными, так как 15 ноября 1830 года издание газеты было приостановлено.

В киноискусстве

Болдинская осень (фильм), 1999 год

В изобразительном искусстве

офорты Э. Х. Насибулина «Болдинская осень».

Примечания

Литература

Ахматова А. Болдинская осень (8-я глава «Онегина<»>) // Ахматова А. О Пушкине: Статьи и заметки. Л., 1977.
Беляк Н. В., Виролайнен М. Н. «Маленькие трагедии» как культурный эпос новоевропейской истории: (Судьба личности - судьба культуры) // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. - Т. 14. - С. 73-96.
Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). - М.: Советский писатель, 1967. - 723 с.
Головин, В. В. «Барышня-крестьянка»: почему Баратынский «ржал и бился» [Текст] / В. В. Головин // Русская литература. – 2011. – № 2. – C. 119-135. http://lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=yRwEPo-s8Zo%3d&tabid=10358
Елифёрова М. Почему «ржал» Баратынский? в ст. Шекспировские сюжеты, пересказанные Белкиным // Вопросы литературы . 2003. № 1. http://magazines.russ.ru/voplit/2003/1/mel.html
Краснобородько Т. И. Болдинские полемические заметки Пушкина: (Из наблюдений над рукописями) // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1991. - Т. 14. - С. 163-176.
Лотман Ю. М. Александр Сергеевич Пушкин: Биография писателя // Лотман Ю. М. Пушкин: Биография писателя; Статьи и заметки, 1960-1990; «Евгений Онегин»: Комментарий. - СПб.: Искусство-СПБ, 1995. - С. 21-184.
Смольников И. Ф. Болдинская осень. - Л.: Детская литература , 1986. - 142 с.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Болдинская осень" в других словарях:

- «БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ», Россия, Аквариум / Ленфильм, 1999, цв., 9 мин. Новелла. По мотивам одноименного рассказа Виктора Ерофеева. В ролях: Андрей Краско (см. КРАСКО Андрей Иванович), Иван Краско (см. КРАСКО Иван Иванович), Михаил Уржумцев (см.… … Энциклопедия кино

Разг. Особо плодотворный творческий период в жизни. /i> В основе выражения осень 1830 г., которую А. С. Пушкин провёл в деревне Болдино, где много и плодотворно работал. Янин 2003, 36 …

Болдинская осень - Б олдинская осень (также: период особого творческого подъема) … Русский орфографический словарь

БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ - 1999, 12 мин., цв., к/ст «Ленфильм», студия «Аквариум», Госкино РФ. жанр: философская драма. реж. Александр Рогожкин, сц. Александр Рогожкин (по повести Виктора Ерофеева), опер. Андрей Жегалов, худ. Владимир Карташов, зв. Игорь Терехов. В… … Ленфильм. Аннотированный каталог фильмов (1918-2003)

Болдинская осень - (в биографии А. С. Пушкина; о периоде особого творческого подъёма) … Орфографический словарь русского языка

С осени закормлен. Прост. Шутл. О человеке, который отказывается от пищи, ест плохо, не имеет аппетита. Ф 1, 198; Подюков 1989, 80. Бабья осень. Сиб. Тёплые солнечные дни в начале осени. ФСС, 127. Болдинская осень. Разг. Особо плодотворный… … Большой словарь русских поговорок

- (сокр. ЮРСП) объединение литераторов г. Одесса и Одесской области, а также писателей, связанных с литературой города. Основные цели работы ЮРСП это сплочение рядов русскоязычных писателей региона, актуализация русскоязычного… … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Сидоренко. Вениамин Георгиевич Сидоренко … Википедия

Запрос «Пушкин» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Александр Сергеевич Пушкин Александр … Википедия

Русский писатель, основатель новой русской литературы. Родился в семье небогатого дворянина, потомка старинного боярского рода. Правнук (по материнской линии) абиссинца А. П. Ганнибала,… … Большая советская энциклопедия

Безумных лет угасшее веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино - печаль минувших дней В моей душе чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе Грядущего волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть - на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной. 8 сентября 1830

ПУТЕШЕСТВИЕ ОНЕГИНА

I Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел, Кто постепенно жизни холод С летами вытерпеть умел; Кто странным снам не предавался, Кто черни светской не чуждался, Кто в двадцать лет был франт иль хват, А в тридцать выгодно женат; Кто в пятьдесят освободился От частных и других долгов, Кто доброй славы и чинов Спокойно в очередь добился, О ком твердили целый век: N. N. прекрасный человек. II Блажен, кто понял голос строгой Необходимости земной, Кто в жизни шел большой дорогой, Большой дорогой столбовой, - Кто цель имел и к ней стремился, Кто знал, зачем он в свет явился И богу душу передал, Как откупщик иль генерал. "Мы рождены, - сказал Сенька, - Для пользы ближних и своей" - (Нельзя быть проще и ясней), Но тяжело, прожив полвека, В минувшем видеть только след Утраченных бесплодных лет... III Несносно думать, что напрасно Была нам молодость дана, Что изменяли ей всечасно, Что обманула нас она; Что наши лучшие желанья, Что наши свежие мечтанья Истлели быстрой чередой, Как листья осенью гнилой. Несносно видеть пред собой Одних обедов длинный ряд, Глядеть на жизнь, как на обряд, И вслед за чинною толпою Идти, не разделяя с ней Ни общих мнений, ни страстей. IV Предметом став суждений шумных, Несносно (согласитесь в том) Между людей благоразумных Прослыть притворным чудаком, Каким-то квакером, масоном, Иль доморощенным Байроном, Иль даже демоном моим. Онегин (вновь займуся им), Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, Томясь в объятиях досуга Без службы, без жены, без дел, Быть чем-нибудь давно хотел. V Наскуча или слыть Мельмотом, Иль маской щеголять иной, Проснулся раз он патриотом Дождливой, скучною порой. Россия, господа, мгновенно Ему понравилась отменно, И решено. Уж он влюблен, Уж Русью только бредит он, Уж он Европу не навидит С ее политикой сухой, С ее развратной суетой. Онегин едет; он увидит Святую Русь: ее поля, Пустыни, грады и моря. VI Он собрался, и, слава богу, Июля третьего числа Коляска легкая в дорогу Его по почте понесла. Среди равнины полудикой Он видит Новгород-великой. Смирились площади - средь них Мятежный колокол утих, Не бродят тени великанов: Завоеватель скандинав, Законодатель Ярослав С четою грозных Иоаннов, И вкруг поникнувших церквей Кипит народ минувших дней. VII Тоска, тоска! спешит Евгений, Скорее далее: теперь Мелькают мельком, будто тени, Пред ним Валдай, Торжок и Тверь. Тут у привязчивых крестьянок Берет три связки он баранок, Здесь покупает туфли, там По гордым волжским берегам Он скачет сонный. Кони мчатся То по горам, то вдоль реки, Мелькают версты, ямщики Поют, и свищут, и бранятся, Пыль вьется. Вот Евгений мой В Москве проснулся на Тверской. VIII Москва Онегина встречает Своей спесивой суетой, Своими девами прельщает, Стерляжьей потчует ухой. В палате Английского клоба (Народных заседаний проба), Безмолвно в думу погружен, О кашах пренья слышит он. Замечен он. Об нем толкуют Разноречивая молва, Им занимается Москва Его шпионом именует, Слагает в честь его стихи И производит в женихи. IX Тоска, тоска! Он в Нижний хочет, В отчизну Минина. Пред ним Макарьев суетно хлопочет, Кипит обилием своим. Сюда жемчуг привез индеец, Поддельны вины европеец, Табун бракованных коней Пригнал заводчик из степей, Игрок привез свои колоды И горсть услужливых костей, Помещик - спелых дочарей, А дочки - прошлогодни моды. Всяк суетится, лжет за двух, И всюду меркантильный дух. X Тоска! Евгений ждет погоды, Уж Волга, рек, озер краса, Его зовет на пашны воды, Под полотняны паруса. Взманить охотника нетрудно: Наняв купеческое судно, Поплыл он быстро вниз реки. Надулась Волга; бурлаки, Опершись на багры стальные, Унывным голосом поют Про тот разбойничий приют, Про те разъезды удалые, Как Стенька Разин в старину Кровавил волжскую волну. XI Поют про тех гостей незваных, Что жгли да резали. Но вот Среди степей своих песчаных На берегу соленых вод Торговый Астрахань открылся. Онегин только углубился В воспоминанья прошлых дней, Как жар полуденных лучей И комаров нахальных тучи, Пища, жужжа со всех сторон, Его встречают, - и, взбешен, Каспийских вод брега сыпучи Он оставляет тот же час. Тоска! - он едет на Кавказ. XIII Он видит: Терек своенравный Крутые роет берега; Пред ним парит орел державный, Стоит олень, склонив рога; Верблюд лежит в тени утеса, В лугах несется конь черкеса, И вкруг качующих шатров Пасутся овцы калмыков, Вдали - кавказские громады: К ним путь открыт. Пробилась брань За их естественную грань, Чрез их опасные преграды; Брега Арагвы и Куры Узрели русские шатры. XII Уже пустыни сторож вечный, Стесненный холмами вокруг, Стоит Бешту остроконечный И зеленеющий Машук, Машук, податель струй целебных; Вокруг ручьев его волшебных Больных теснится целый рой; Кто жертва чести боевой, Кто емороя, кто Киприды; Страдалец мыслит жизни нить В волнах могущих укрепить, Кокетка злых годов обиды На дне оставить, а старик Помолодеть - хотя на миг. XIV Питая горьки размышленья, Среди печальной их семьи, Онегин взором сожаленья Глядит на чудные струи И мыслит, грустью отуманен: "Зачем я пулей в грудь не ранен, Зачем не хилый я старик, Как этот бедный откупщик? Зачем, как тульский заседатель, Я не лежу в параличе? Зачем не чувствую в плече Хоть ревматизма? - ах, создатель! - И я, как эти господа, Надежду мог бы знать тогда!... XV Блажен, кто стар! блажен, кто болен. Над кем лежит судьба рука! Но я здоров, я молод, волен, Чего мне ждать? тоска! тоска!..." Простите снежных гор вершины, И вы, кубанские равнины; Он едет к берегам иным, Он прибыл из Тамани в Крым. Воображенью край священный: С Атридом спорил там Пилад, Там закололся Митридат, И посреди прибрежных скал Свою Литву воспоминал. XVI Прекрасны вы, брега Тавриды, Когда вас видишь с корабля При свете утренней Киприды, Как вас впервой увидел я; Вы мне предстали в блеске брачном: Сияли груды ваших гор, Долин, деревьев, сел узор Разостлан был передо мною. А там, меж хижинок татар... Какой во мне проснулся жар! Какой волшебною тоскою Стеснялась пламенная грудь! Но, муза! прошлое забудь: XVII Какие б чувства не таились Тогда во мне - теперь их нет: Они прошли иль изменились... Мир вам, тревоги прошлых лет! В ту пору мне казались нужны Пустыни, волн края жемчужны, И моря шум, и груды скал, И гордой девы идеал, И безымянные страданья... Другие дни, другие сны; Смирились вы, моей весны Высокопарные мечтанья, И в поэтический бокал Воды я много подмешал. XVIII Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор, Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи Да пруд под сенью ив густых, Раздолье уток молодых; Теперь мила мне балалайка Да пьяный топот трепака Перед порогом кабака. Мой идеал теперь - хозяйка, Мои желания - покой, Да щей горшок, да сам большой. XIX Порой дождливою намедни Я, завернув на скотный двор... Тьфу! прозаические бредни, Фламандской школы пестрый сор! Таков ли был я, расцветая? Скажи, фонтан Бахчисарая! Такие ль мысли мне на ум Навел твой бесконечный шум, Когда безмолвно пред тобою Зарему я воображал Средь пышных, опустелых зал... Спустя три года, вслед за мною, Скитаясь в той же стороне, Онегин вспомнил обо мне. XX Я жил тогда в Одессе пыльной... Там долго ясны небеса, Там хлопотливо торг обильный Свои подъемлет паруса; Там все Европой дышит, веет, Все блещет югом и пестреет Разнообразностью живой. Язык Италии златой Звучит по улице веселой, Где ходит гордый славянин, Француз, испанец, армянин, И грек, и молдаван тяжелый, И сын египетской земли, Корсар в отставке, Морали. XXI Одессу звучными стихами Наш друг Туманский описал, Но он пристрастными глазами В то время на нее взирал. Приехав, он прямым поэтом Пошел бродить с своим лорнетом Один над морем - и потом Очаравательным пером Сады одесские прославил. Все хорошо, но дело в том, Что степь нагая там кругом; Кой-где недавний труд заставил Младые ветви в знойный день Давать насильственную тень. XXII А где, бишь, мой рассказ несвязный? В Одессе пыльной, я сказал. Я б мог сказать: в Одессе грязной - И тут бы право не солгал. В году недель пять-шесть Одесса, По воле бурного Завеса, Потоплена, запружена, В густой грязи погружена. Все домы на аршин загрязнут, Лишь на ходулях пешеход По улице дерзает вброд; Кареты, люди тонут, вязнут, И в дорожках вол, рога склоня, Сменяет хилого коня. XXIII Но уж дробит каменья молот, И скоро звонкой мостовой Покроется спасенный город, Как будто кованой броней. Однако в сей Одессе влажной Еще есть недостаток важный; Чего б вы думали? - воды. Потребны тяжкие труды... Что ж? это небольшое горе, Особенно, когда вино Без пошлины привезено. Но солнце южное, но море... Чего ж нам более, друзья? Благословенные края! XXIV Бывало, пушка зоревая Лишь только грянет с корабля, С крутого берега сбегая, Уж к морю отправляюсь я. Потом за трубкой расскаленной, Волной соленой оживленной, Как мусульман в своем раю, С восточной гущей кофе пью. Иду гулять. Уж благосклонный Открыт Casino; чашек звон там раздается; на балкон Маркер выходит полусонный С метлой в руках, и у крыльца Уже сошлися два купца. XXV Глядишь - и площадь запестрела. Все оживилось; здесь и там Бегут за делом и без дела, Однако больше по делам. Дитя расчета и отваги, Идет купец взглянуть на флаги, Проведать, шлют ли небеса Ему знакомы паруса. Какие новые товары Вступили нынче в карантин? Пришли ли бочки жданных вин? И что чума? и где пожары? И нет ли голода, войны, Или подобной новизны? XXVI Но мы, ребята без печали, Среди заботливых купцов, Мы только устриц ожидали От цареградских берегов. Что устрицы? пришли! О радость Глотать из раковин морских Затворниц жирных и живых, Слегка обрызнутых лимоном. Шум, споры - легкое вино Из погребов принесено На стол услужливым Отоном; Часы летят, а грозный счет Меж тем невидимо растет. XXVII Но уж темнеет вечер синий, Пора нам в оперу скорей; Там упоительный Россини, Европы баловень - Орфей. Не внемля критике суровой, Он вечно тот же, вечно новый, Он звуки льет - они кипят, Они текут, они горят, Как поцелуи молодые, Все в неге, в пламени любви, Как зашипевшего Аи Струя и брызги золотые... Но, господа, позволено ль С вином равнять do - re - mi - sol? XXVIII А только ль там очарований? А разыскательный лорнет? А закулисные свиданья? А prima dona? а балет? А ложа, где красой, блистая, Негоцианка молодая, Самолюбива и томна, Толпой рабов окружена? Она и внемлет и не внемлет И каватине, и мольбам, И шутке с лестью пополам... А муж в углу за нею дремлет, Впросонках фора закричит, Зевнет - и снова захрапит. XXIX Финал гремит; пустеет зала; Шумя, торопится разъезд; Толпа на площадь побежала При блеске фонарей и звезд, Сыны Авзонии счастливой Слегка поют мотив игривый, Его невольно затвердив, А мы ревем речитатив. Но поздно. Тихо спит Одесса; И бездыханна и тепла Немая ночь. Луна взошла, Прозрачно-легкая завеса Объеилет небо. Все молчит; Лишь море черное шумит... XXX Итак, я жил тогда в Одессе Средь новоизбранных друзей, Забыв о сумрачном повесе, Герое повести моей. Онегин никогда со мною Не хвастал дружбой почтовою, А я, счастливый человек, Не переписывался ввек Ни с кем. Каким же изумленьем, Судите, был я поражен, Когда ко мне явился он Неприглашенным привиденьем, Как громко ахнули друзья И как обрадовался я! XXXI Святая дружба! глас натуры!!. Взглянув друг на друга потом, Как Цицероновы Авгуры Мы рассмеялися тишком... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . XXXII Недолго вместе мы бродили По берегам эвксинских вод. Судьбы нас снова разлучили И нам назначили поход. Онегин очень охлажденный И тем, что видел, насыщенный, Пустился к невским берегам. А я от милых южных дам, От жирных устриц черноморских, Рт оперы, от темных лож И, слава богу, от вельмож Уехал в тень лесов Тригорских, В далекий северный уезд; И был печален мой приезд. XXXIII О, где б судьба ни назначала Мне безымянный уголок, Где б ни был я, куда б ни мчала Она смиренный мой челнок, Где поздний мир мне б ни сулила, Где б ни ждала меня могила, Везде, везде в душе моей Благословлю моих друзей. Нет, нет! нигде не позабуду Их милых, ласковых речей; Вдали, один, среди людей Воображать я вечно буду Вас, тени пребережных ив, Вас, мир и сон тригорских нив. XXXIV И берег Сороти отлогий, И полосатые холмы, И в роще скрытые дороги, И дом, где пировали мы - Приют, сияньем муз одетый, Младым Языковым воспетый, Когда из капища наук Являлся он в наш сельский круг И нимфу Сороти прославил, И огласил поля кругом Очаровательным стихом; Но там и я свой след оставил, Там, ветру в дар, на темну ель Повесил звонкую свирель. 15-18 сентября

ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН.ПЕСНЬ IX

Fare thee well, and if for ever Still for ever fare thee well. Byron I В те дни, когда в садах Лицея Я безмятежно расцветал, Читал охотно Елисея, А Цицерона проклинал, В те дни, как я поэме редкой Не предпочел бы мячик меткой, Считал схоластику за вздор И прыгал в сад через забор, Когда порой бывал прилежен, Порой ленив, порой упрям, Порой лукав, пороб прям, Порой смирен, порой мятежен, Порой печален, молчалив, Порой сердечно говорлив, II Когда в забвеньи перед классом Порой терял я взор и слух, И говорить старался басом, И стриг над губой первый пух, В те дни... в те дни, когда впервые Заметил я черты живые Прелестной девы, и любовь Младую взволновала кровь, И я, тоскуя безнадежно, Томясь обманом пылких снов, Везде искал ее следов, Об ней задумывался нежно, Весь день минутной встречи ждал И счастье тайных мук узнал, III В те дни - во мгле дубравных сводов Близ вод, текущих в тишине, В углах лицейских переходов Являться Муза стала мне. Моя студенческая келья, Доселе чуждая веселья, Вдруг озарилась - Муза в ней; Открыла пир своих затей; Простите, хладные Науки! Простите, игры первых лет! Я изменился, я поэт, В душе моей едины звуки Переливаются живут, В размеры сладкие бегут. IV Везде со мной, неутомима, Мне Муза пела, пела вновь (Amorem canat aetas prima) Все про любовь да про любовь. Я вторил ей - младые други, В освобожденные досуги, Любили слушать голос мой - Они, пристрасною душой Ревнуя к братскому союзу, Мне первый поднесли венец, Чтоб им украсил их певец Свою застенчивую Музу. О торжество невинных дней! Твой сладок сон душе моей. V И свет ее с улыбкой встретил, Успех нас первый окрылил, Старик Державин нас заметил И, в гроб сходя, благословил, И Дмитрев не был наш хулитель И быта русского хранитель, Скрижаль оставя, нам внимал И Музу робкую ласкал - И ты, глубоко вдохновенный Всего прекрасного певец, Ты, идол девственных сердец, Не ты ль, пристрастьем увлеченный, Не ты ль мне руку подавал И к славе чистой призывал. VI А я, в закон себе вменяя Страстей мгновенный произвол, Толпы восторги разделяя, Я Музу пылкую привел На игры юношей разгульных, Грозы дозоров караульных. И им в безумные пиры Она несла свои дары - И как Вакханочка бесилась, Кричала, пела меж гостей, И молодежь минувших дней За нею буйно волочилась - И я гордился меж гостей Шалуньей ветреной моей - VII Но Рок мне бросил взоры гнева И вдаль занес. - Она за мной. Как часто ласковая дева Мне услаждала час ночной Волшебством долгого рассказа, Как часто по степям Кавказа Она Ленорой, при луне, Со мной скакала на коне! Как часто на брегах Тавриды Она меня во мгле ночной Водила слушать шум морской, Призывный шепот Нереиды, Глубокой, вечный хор валов, Хвалебный гимн красе миров. VIII И, позабыв столицы дальной И блеск и шумные пиры, В степях Молдавии печальной Она смиренные шатры Племен бродящих посещала, И между ними одичала, И позабыла речь богов Для странных, новых языков, Для пенья степи ей любезной... Но дунул ветер, грянул гром - И Муза мне в саду моем Явилась барышней уездной, С печальной думою в очах, С французской книжкою в руках. IX И ныне Музу я впервые На светский раут привожу; На прелести ее степные С ревнивой робостью гляжу. Передо мною меж фраков модных, Меж тихих дев, меж дам холодных Она мелькает и скользит, Вот села тихо и глядит, Любуясь шумной теснотою, Волшебством платьев и речей, Явленьем медленным гостей Перед хозяйкой молодою, И черной рамою мужчин Вкруг дам как около картин. X Кто там меж ними в отдаленьи Как нечто лишнее стоит, Ни с кем он, мнится, не в сношеньи, Почти ни с кем не говорит. Меж молодых Аристократов, В кругу налетных дипломатов Везде он кажется чужим, Они мелькают перед ним, Как ряд привычных привидений. Что, сплин иль страждущая спесь В его лице? Зачем он здесь? Кто он таков? Ужель Евгений? Ужели он? Так точно он. - Давно ли к нам он занесен? XI Все тот же ль он, иль усмирился? Иль корчит также чудака? Скажите, чем он возвратился? Что нам представит он пока? Чем в свете явится? Мельмотом, Космополитом, патриотом, Гарольдом, квакером, ханжой, Иль маской щегольнет иной, Иль просто будет добрый малой, Как вы да я, как целый свет? По крайней мере мой совет: Отстать от шалости бывалой, Морочил он довольно свет... - А вам знаком Евгений? - Нет.- XII Но вот толпа заколебалась, По зале шепот пробежал... К хозяйке дама приближалась, За нею важный генерал. Она была нетороплива, Не холодна, не говорлива, Без взора беглого для всех, Без притязаний на успех, Без подражательных ужимок, Без этих маленьких затей... Все тихо, просто было в ней, Она казалась верный снимок Du comme il faut (Шишков, прости: Не знаю, как перевести.) XIII К ней дамы подвигались ближе; Старушки улыбались ей; Мужчины кланялися ниже, Ловили взор ее очей, Девицы проходили тише Пред ней по зале - и всех выше И нос и плечи подымал Вошедший с нею генерал. Ее нельзя было прекрасной Назвать, но с головы до ног Никто бы в ней найти не мог Того, что модой самовластной В избранном лондонском кругу Зовется vulgar (не смогу!... XIV Люблю я очень это слово, Но не берусь перевести, Оно у нас покаместь ново, И вряд ли быть ему в чести. Оно годится в эпиграмме...) Но возвращаюсь к нашей даме. Беспечной прелестью мила, Она сиела у стола С надменной Ниной Волховскою, Сей Клеопатрою Невы; И верно б согласились вы, Что Нина мраморной красою Затмить соседку не могла, Как ни блистательна была. XV Ужель она? шептал Евгений: Ужель она?.. а точно.. нет... Как! из глуши пустых селений... И неотвязчивый лорнет Он обращает поминутно На ту, чей вид напомнил смутно Ему забытые черты. "Скажи мне, князь, не знаешь ты, Кто там в малиновом берете С послом испанским говорит?" Князь на Онегина глядит. - Ага! давно ж ты не был в свете. Она, мой друг, жена моя. Постой, тебя представлю я. XVI "Женат! Но как не знал я ране! Давно ли?" - Ололо двух лет.- "На ком?" - На Лариной.- "Татьяне!" - Знакомы вы? - "Я им сосед". - Пойдем же.- Князь к жене подходит И к ней Онегина приводит, Родню и друга своего. Она взглянула на него... Но что б ей душу не смутило, Как сильно ни была б она Удивлена, поражена, Но ей ничто не изменило: В ней сохранился тот же тон, Был так же тих ее поклон. XVII Она не то чтоб содрогнулась Иль стала вдруг бледна, красна... У ней и бровь не шевельнулась; Не сжала даже губ она. Хоть он глядел нельзя прилежней, Но и следов Татьяны прежней Не мог Онегин обрести. С ней речь хотел он завести И - и не мог. Она спросила, Давно ль он здесь, откуда он И не из их ли уж сторон? Потом к супругу обратила Усталый взгляд и вышла вон... И недвижим остался он. XVIII Ужель та бедная Татьяна, Которой он наедине, В начале нашего романа, В глухой, далекой стороне, В благом пылу нравоученья Читал когда-то наставленья, Та, от которой он хранит Письмо, где сердце говорит, Где все наруже, все на воле, Та девочка... иль это сон?.. Та девочка, которой он Пренебрегал в смиренной доле, Ужели с ним сейчас была Так равнодушна, так смела? XIX Как изменилася Татьяна! Как твердо в роль свою вошла? Как утеснительного сана Приемы скоро приняла! Кто б смел искать девчонки нежной В сей величавой, в сей небрежной Законодательнице зал? И он ей сердце волновал! Об нем она в молчаньи ночи, Пока Морфей не прилетит, Бывало, девственно грустит, К луне подъемлет томны очи, Мечтая с ним когда-нибудь Свершить веселый жизни путь! XX Он оставляет раут тесный, Домой задумчив едет он; Мечтой то грустной, то прелестной Его встревожен поздний сон. Проснулся он; ему приносят Письмо: князь N покорно просит Его на вечер. "Боже! К ней!... О, будет, будет!" и скорей Марает он ответ учтивый. Что с ним? в каком он странном сне! Что шевельнулось в глубине Души холодной и ленивой? Досада? суетность? иль вновь Забота юности - любовь? XXI Любви все возрасты покорны; Но юным, девственным сердцам Ее порывы благотворны, Как бури вешние полям: В дожде страстей душа свежеет, И обновляется, и зреет - И жизнь могущая дает И пышный цвет и сладкий плод. Но в возраст поздний и бесплодный, На повороте наших лет, Печален их глубокий след: Так бури осени холодной В болото обращают луг И обножают лес вокруг. XXII Онегин вновь часы считает И ждет он снова дню конца. Но десять бьет; он выезжает, Он прилетел, он у крыльца, Он с трепетом к княгине входит; Хозяйку он одну находит, И вместе несколько минут Они сидят. Слова нейдут Из уст Онегина. Угрюмый, Неловкий, он едва, едва Ей отвечает. Голова Его полна другою думой - На Таню смотрит он. Она Сидит небрежна и вольна. XXIII Приходит муж. Он прерывает Сей неприятный tete-a-tete: Онегин с ним припоминает Друзей, красавиц прежних лет. Они смеются. Входят гости. Вот легкой солью светской злости Стал оживляться разговор; Перед хозяйкой острый вздор Блистал без глупого жиманства, И прерывал его меж тем Разумный толк о том, о сем, Без пошлых истин, без педантства И не пугал ничьих ушей Живою странностью своей. XXIV Тут был отборный цвет столицы, И гордой моды образцы, Везде встречаемые лица, Необходимые глупцы; Тут были дамы пожилые В цветах и токах, с виду злые; И важных несколько девиц, Не улыбающихся лиц; Тут был поэт, не говоривший Ни о себе, ни о врагах; Тут был в почтенных сединах Старик, по-старому шутливый: Отменно тонко и умно, Что нынче несколько смешно. XXV И та, которой улыбалась Расцветшей жизни благодать, И та, которая сбиралась Уж общим мненьем управлять, И представительница света, И та чья скромная планета Должна была когда-нибудь Смиренным счастием блеснуть, И та, которой сердце тайно, Нося безумной страсти казнь, Питало ревность и боязнь - Соединенные случайно, Друг дружке чуждые душой, Сидели тут одна с другой. XXVI В гостиной истинно дворянской Чуждались щегольства речей И щекотливости мещанской Журнальных чопорных судей, И новичка-провинциала Хозяйка спесью не смущала, Равно для всех она была Непринужденна и мила, Лишь путешественник залетный, Блестящий Лондонский нахал Полу-улыбку возбуждал Своей осанкою заботной - И быстро обмененный взор Ему был общий приговор. И в зале яркой и богатой, Когда в умолкший, тесный круг, Подобна лилии крылатой Колеблясь, входит Лалла-Рук, И над поникшею толпою Сияет царственной главою, И тихо вьется и скользит Звезда-Харита меж Харит, И взор смешенных поколений Стремится, ревностью горя, То на нее, то на царя,- Для них без глаз один Евгений; Одной Татьяной поражен, Одну Татьяну видит он. XXVI Онегин скрылся. Вечер целный Он ею занят был одной - Не этой девочкой несмелой, Смиренной, бедной и простой, Но этой милою княгиней, Но неприступною богиней Роскошных берегов Невы... О люди! все похожи вы На прародительницу Эву: Что вам дано, то не влечет; Вас непрестанно змий зовет Туда, к погибельному древу; Заветный плод вам подавай, Не то, глядишь, вам рай не рай. XXVII Проходят дни, летят недели, Онегин мыслит об одном: Другой себе не знает цели, Чтоб только явно иль тайком Где б ни было княгиню встретить, Чтобы в лице ее заметить Хоть озабоченность иль гнев, Свой дикий нрав преодолев, Везде на вечере, на бале, В театре, у художниц мод, На берегах замерзлых вод На улице, в передней, в зале За ней он гонится, как тень; Куда его девалась лень. Сомненья нет: увы! Евгений В Татьяну как дитя влюблен; В тоске любовных помышлений И день и ночь проводит он. Ума не внемля строгим пеням, К ее крыльцу, стеклянным сеням Он подъезжает каждый день; За ней он гонится как тень; Он счастлив, если ей накинет Пушистый соболь на плечо, Или коснется горячо Ее руки, или раздвинет Пред нею тесный полк ливрей, Или платок подымет ей. XXVIII Она его не замечает, Как он ни бейся, хоть умри. Свободно дома принимает, В гостях с ним молвит слова три, Порою лишь поклоном встретит, Порой и вовсе не заметит: Кокетства в ней ни капли нет - Его не терпит высший свет. Худеть Евгений начинает: Ей иль не видно, иль не жаль; Онегин сохнет и едва ль Уж не чахоткою страдает. Он обращается к врачам, Те хором шлют его к водам. XXIX А он не едет; он заране Писать ко прадедам готов О скорой встрече; а Татьяне И горя нет (их пол таков). Наш друг упрям, отстать не хочет, Еще надеется, хлопочет; Любовник хилый и больной, Княгине слабою рукой Он пишет страстное посланье. Хоть толку мало не вотще Он в письмах видел вообще; Но, знать, сердечное страданье Уже пришло ему не в мочь. Он ждет ответа день и ночь. XXX Напрасно! Он ей вновь посланье: Второму, третьему письму Ответа нет. Вот он в собранье Тащится. Лишь вошел ему Она навстречу. Как сурова! Как недоступна! с ним ни слова: О! Как теперь окружена Крещенским холодом она! Как удержать негодованье Уста дрожащие хотят! Вперил Онегин зоркий взгляд: Где, где смятенье, состраданье? Где пятна слез?.. Их нет, их нет! На сем лице лишь гнева след... XXXI Иль, может быть, боязни тайной, Чтоб муж иль свет не угадал Проказы, слабости случайной... Того, что мой Онегин знал. Надежды нет! Он уезжает, Свое безумство проклинает - И, в нем глубоко погружен, От света вновь отрекся он. И в молчаливом кабинете Ему припомнилась пора, Когда жестокая хандра За ним гналася в шумном свете, Поймала, за ворот взяла И в темный угол заперла. XXXII Стал вновь читать он без разбора. Прочел он Гердера, Руссо, Манзони, Гиббона, Шамфора, Madame de Stael, Токвиль, Тиссо, Прочел скептического Беля, Прочел идильи Фонтенеля, Прочел из наших кой-кого, Не отвергая ничего: И альманахи, и журналы, Где поученье нам твердят, Где нынче так меня бранят, А где, бывало, мадригалы Себе встречал я иногда: E sempre bene, господа. XXXIII И что ж? Глаза его читали, Но мысли были далеко; Мечты, желания, печали В душе теснились глубоко. Он меж печатными строками Читал духовными очами Другие строки. В них-то он Был магнетически влюблен. То были тайные преданья Сердечной, темной старины, Или толкованные сны, Или глухие предсказанья, Вечерней сказки вздор живой, Иль письма девы молодой. XXXIV Он так привык теряться в этом, Что чуть с ума не своротил, Или не сделался поэтом. Признаться: то-то б одолжил! А точно: силой магнетизма Стихов российских механизма Едва в то время не постиг Мой беспонятный ученик. Как походил он на поэта, Когда в углу сидел один, И перед ним пылал камин, И он мурлыкал: Benedetta Иль Idol mio и ронял В огонь то туфлю, то журнал. XXXV Дни мчатся - в воздухе нагретом Уж разрешается Зима; И он не сделался поэтом, Не умер, не сошел с ума. Весна живит его: впервые Свои покои запертые, Где зимовал он как сурок, Двойные окна, камелек Он ясным утром оставляет, Несется вдоль Невы в санях. На синих, иссеченных льдах Играет солнце. Тихо тает По улицам разрытый снег. Куда по нем свой быстрый бег XXXVI Стремит Онегин? Вы заране Уж угадали; точно так: Поимчался к ней, к своей Татьяне Мой неисправленный чудак. Идет на мертвеца похожий. Нет ни одной души в прихожей. Он в залу; дальше: никого. Дверь отворил он. Что ж его С такою силой поражает? Княгиня в комнате одна Сидит, не убрана, бледна, Письмо какое-то читает, Сидит и слезы льет рекой, К плечу склонившись головой! XXXVII О кто б немых ее страданий В сей быстрый миг не прочитал! Кто бедной Тани, прежней Тани Теперь в княгине б не узнал! В тоске безумных сожалений К ее ногам упал Евгений; Она вздрогнула и молчит; И на Онегина глядит Без удивления, без гнева... Его больной, угасший взор, Молящий вид, немой укор Ей внятны вновь - простая дева, С мечтами, с сердцем прежних дней, Опять, опять воскресла в ней!.. XXXVIII Она его не подымает И, не сводя с него очей, От жадных уст не отымает Бесчувственной руки своей... О чем теперь ее мечтанье? Проходит долгое молчанье, И тихо наконец она: "Довольно; встаньте. Я должна Вам объясниться откровенно. Онегин, помните ль тот час, Когда в саду, в аллее нас Судьба свела, и так степенно Вы стали рассуждать, а я... Сегодня очередь моя. XXXIX Не правда? ль я тогда моложе, Я лучше, кажется, была, И я любила вас; и что же? Что в сердце в вашем я нашла? Какой ответ? одну суровость. Одно презренье. Вам не новость Была смиренная любовь? И нынче, верьте, стынет кровь, Как только вспомню взгляд холодный И эту проповедь... Но вас Я не виню: в тот страшный час Вы поступили благородно, Вы были правы предо мной: Я благодарна всей душой... XL Я вам - не правда ли? в пустыне Вдали от суетной Молвы, Тогда не нравилась... Что ж ныне Меня преследуете вы? Зачем у вас я на примете? Не потому ль, что в высшем свете Теперь являться я должна; Что я богата и знатна, Что муж в сраженьях изувечен, Что нас за то ласкает двор? Не потому ль, что мой позор Теперь бы всеми был замечен, И мог бы в обществе пренесть Вам соблазнительную честь? XLI Я плачу... Если бедной Тани, Онегин, не забыли вы, То знайте ж: строгость вашей брани, Тогдашний холод ваш - Увы Я предпочла б обидной страсти, Вспылавший вдруг по вашей власти И этим письмам и слезам. К моим младенческим годам Тогда имели вы хоть жалость, Хоть уважение к летам... А нынче! - что к моим ногам Вас привело? какая малость! Подите... полно - Я молчу - Я вас и видеть не хочу! XLII А мне, Онегин, пышность эта, Постылой жизни мишура, Мои успехи в вихре света, Мой модный дом и вечера, Что в них? Сейчас отдать я рада Всю эту ветошь маскарада, Весь этот блеск, и шум, и чад За полку книг и дикий сад, За наше прежнее жилище, За те места, где в первый раз, Онегин, я узнала вас, И за смиренное кладбище, Где нынче крест и тень ветвей Над бедной нянею моей... XLIII Там счастье было так возможно, Так близко!... Но судьба моя Теперь не та. Неосторожно, Быть может, поступила я: Меня с слезами заклинаний Молила мать; для бедной Тани Все были жребии равны... Я вышла замуж. Вы должны, Я вас прошу, меня оставить; Я знаю: в вашем сердце есть И гордость, и прямая честь. Я вас люблю (к чему лукавить), Но я другому отдана; И буду век ему верна". Она ушла. Стоит Евгений, Как будто громом поражен. В какую бурю ощущений Теперь он сердцем погружен! Но шпор... незапный звон раздался, И муж Татьянин показался, И здесь героя моего, В минуту, злую для него, Читатель мы теперь оставим, Надолго... навсегда. За ним Довольно мы путем одним Бродили по свету. Поздравим Друг друга с берегом. Ура! Давно б (не правда ли?) пора! Кто б ни был ты, прости, читатель, Друг, недруг ли, хочу с тобой Расстаться мирно как приятель, Прости! чего бы ты со мной Здесь не искал в строфах небрежных, Забвенья ли забот мятежных, Отдохновенья ль от труда, Картин ли, шутки ль иногда, Иль грамматических ошибок, Дай бог, чтобы со мною ты Для наслажденья, для мечты, Для сердца, для журнальных сшибок Хотя б крупицу мог найти. Засим, читатель мой, прости! L И ты прости, мой спутник верный, И ты, мой милый Идеал, И ты, живой и постоянный, Хоть слабый Труд. Я с вами знал Все, что завидно для поэта: Забвенье жизни в бурях света, Привет любви, хвалу друзей. Промчалось много, много дней С тех пор, как юная Татьяна И с ней Онегин в смутном сне Явилися впервые мне - И план свободного романа Я сквозь магический кристалл Еще не ясно различал. А те, которым в дружной встрече Я строфы первые читал... Иных уж нет, а те далече, Как Сади некогда сказал. Без них Онегин дорисован. А те, с которых образован Татьяны милый Идеал... О много, много Рок умчал! Блажен, кто праздник Жизни рано Оставил, не допив до дна Бокалов яркого вина, Кто не дочел Ее романа, Кто вдруг умел расстаться с ним, Как я с Онегиным моим. 21-25 сентября 1830

ТРУД

Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний. Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня? Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный, Плату приявший свою, чуждый работе другой? Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи, Друга Авроры златой, друга пенатов святых? 26 сентября 1830

Сочинение

В 1830 году Пушкин приехал в Болдино, чтобы войти во владение имением. Но здесь поэту пришлось пробыть не месяц, как он планировал, а целых три, потому что началась эпидемия холеры. И это вынужденное пребывание в Болдине было отмечено небывалым взлетом творчества. Здесь Пушкин закончил «Евгения Онегина», написал «Повести Белкина», «Историю села Горюхина», «Маленькие трагедии», народно-лирическую драму «Русалка», поэму «Домик в Коломне», «Сказку о попе и работнике его Балде» и несколько чудесных лирических стихотворений.

В этот период народность, историзм и реализм, присущие поэту, раскрылись по всей полноте его творческих возможностей.

Пушкин, утверждая человеческую личность, отстаивая ее права и достоинство, показывает своих героев в борьбе с ненавистной им средой, в их протесте. Он превозносит любовь как драгоценное чувство, превосходящее материальные богатства и преодолевающее на своем пути самые трудные преграды.

В это время Пушкин думает о будущем, ему хочется личной независимости и простых человеческих радостей, но его томят и мрачные предчувствия. Пушкин приходит в отчаяние от жестокости российской действительности, отсутствия в обществе революционных идей, свирепого подавления свободы и издевательства над достоинством человека.

Правительство не упускало случая напомнить поэту о своем недоверии. Журналы пишут об упадке таланта поэта: публикуется фельетон, в котором утверждалось, что Пушкин «в своих сочинениях не обнаружил ни одной высокой мысли, ни одного возвышенного чувства, ни одной полезной истины...» Поэта обвиняют даже в подражательстве, называют его «великим человеком на малые дела».

Пушкин не смог смолчать, он пытается отвечать наглым клеветникам, но борьба слишком неравна. Переживания поэта определяются его одиночеством, глубокими обидами на правящие круги, травлей со стороны светского общества, неразрешимыми социальными противоречиями и несбывшимися ожиданиями.

В пушкинском стихотворении «Бесы» чувствуется потерянность и тревога, охватившая поэта. В «Элегии» Пушкин подводит итог прожитой жизни: тут тоже горечь, уныние, печаль, душевная смута и безрадостные предчувствия:

Мой путь уныл.

Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

Но заканчивается стихотворение не мыслью о безнадежности и безысходности жизни, а мудрым и просветленным ее принятием:

Но не хочу, о други, умирать,

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...

Отдавая честь национальным заслугам дворянства, пришедшего в упадок и разорившегося, Пушкин продолжает бичевать ханжество, казнокрадство, подлость вельможной знати, новой карьеристической аристократии («На выздоровление Лукулла»). Остро ощущая непроницаемую мглу своей эпохи и противоречивость положения человека, ненавидящего придворные сферы, но вынужденного в них вращаться, поэт рвется к свободе («Не дай мне бог сойти с ума», «Пора, мой друг, пора!»), к жизни, полной радости. Пушкин мыслит и чувствует себя представителем простого народа.

В «Повестях Белкина» Пушкин раскрыл зависимость чувств, психологии и речи героев от обстоятельств жизни: человек думает, говорит и поступает так, как его воспитала та среда, в которой он находился. В «Повестях...» отображены военно-офицерские нравы («Выстрел»), чиновничий и аристократический быт («Станционный смотритель»), поместно-усадебный уклад («Метель», «Барышня-крестьянка»). Но сам поэт иронически относится к своим романтическим сюжетам и последовательно выявляет действительные причины поступков героев.

Пушкин, утверждая в «Повестях Белкина» реализм, борется за правдивую, трезвую, самобытную отечественную прозу, реалистически переосмысливает и даже пародирует сюжетные штампы сентиментально-романтической литературы. Он умело объединил парадоксальную сюжетную анекдотичность с жизненной правдой и богатством мысли, максимальную лаконичность с глубиной психологического изображения. «Повести...» проникнуты юмором и иронией, часто переходящими в сатиру, они полемичны и пародийны по отношению к «унылому» романтизму.

В Болдино Пушкин развивает реалистические принципы своего творчества. Сюжетно-тематической основой «Маленьких трагедий» послужили его впечатления и переживания, раздумья о современной жизни, приобретавшие все более идейно-нравственный, философско-психологический характер, и литературные традиции. Действующие лица - люди с большой страстью, огромной волей и выдающимся умом. В «Маленьких трагедиях» главные действующие персонажи предстают в момент наибольшего напряжения их духовных сил. Это напряжение продиктовано поворотами, переломными моментами в истории, которые отражаются в судьбе героев. Главная цель «Маленьких трагедий» - не подробное и всестороннее изображение персонажей, а художественно концентрированное воплощение проблем и идей.

В Болдинскую осень небывалой идейно-художественной высоты достигает, не только лирика Пушкина, но и проза, и драматургия поэта.

БОЛДИНО (Большое Болдино), село на юге Нижегородской обл., в 39 км от железнодорожной станции Ужовка. 4,4 тыс. жителей (1989). Бывшее нижегородское имение Пушкиных.

История имения
Евстафий Михайлович Пушкин, посол при дворе Ивана Грозного (см. ИВАН IV Грозный), получил Болдино в поместье - земельное владение, дававшееся дворянам на время службы. Позднее оно стало вотчиной (родовым имением, которое могло переходить по наследству) Пушкиных.
Деду А. С. Пушкина (см. ПУШКИН Александр Сергеевич) принадлежали довольно крупные земельные владения вокруг Болдина. После его смерти земля была поделена между многочисленными наследниками, и в результате раздробления началось разорение старинного рода. Болдино досталось дяде Пушкина, Василию Львовичу, и отцу, Сергею Львовичу. После смерти Василия Львовича северо-западная часть села со старой барской усадьбой была продана. Отцу Пушкина принадлежала юго-восточная часть Болдина (с барским домом и другими постройками) - 140 крестьянских дворов, более 1000 душ, и село Кистенево.

Нижегородская Область Большое Болдино

Пушкин А.С.Осень в Болдине-1часть

Пушкин А.С.Осень в Болдине-2часть

Пушкин в Болдине

31 августа 1830 года А.С. Пушкин выехал из Москвы в сторону Нижнего Новгорода. Перед тем как сесть в кибитку он запечатал конверт с письмом к Петру Александровичу Плетневу, другу и родственнику, издателю и кассиру, где сообщал, что едет в село Болдино. Перед смертью отец выделил поэту небольшое имение в родовой вотчине. Казалось бы, предстоящая женитьба должна была делать его безоглядно счастливым, но Пушкин не чувствовал себя таким. "Милый мой, - Писал он Плетневу в Петербург, - расскажу тебе все, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего, хуже тридцати лет жизни игрока… Осень подходит. Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет - пора моих литературных трудов настает - а я должен хлопотать о приданном да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню, бог весть, буду ли иметь там время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь…". Владимир, Муром, Лукоянов. Лошади резво взяли и вот оно, большое Болдино. Избы с двух сторон образовывали широкую улицу. Глаза они не радовали: серо и убого, хотя иная изба украшалась резными наличниками. Кибитка свернула к усадьбе, слева был пруд, дальше, на зеленом лугу, - белокаменная церковь; Справа, за оградой и стволами лип, - блекло-рыжий дом с верандой.
За ужином приказчик пояснил, что ввод во владения не простой: Земля, которую Сергей Львович давал сыну, составляла не отдельное имение, а часть деревни Кистенево. Кроме того, после процедуры ввода, Пушкин собирался сразу же заложить имение, а это требовало его присутствия в уездном городе Сергач. Деньги нужны же были позарез: он, жених, обязался доставить своей невесте приданное; без него Наталья Ивановна Гончарова не отдавала за него свою дочь.
Пушкин стоял у окна и думал, его не оставляла уверенность, что он свои дела завершит не позже двух-трех недель и возвратиться к невесте. Два месяца назад он писал ей из Петербурга: "Я мало бываю в свете. Вас ждут там с нетерпением. Прекрасные дамы просят меня показать ваш портрет и не могут простить то что у меня его нет…". Он улыбнулся и вспомнил свой сонет:
Исполнились мои желанья. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, Моя мадонна,
Чистейшей прелести, чистейший образец.

Утром Пушкин занялся делами. С приказчиком поехали в Кистенево. В Кистенево жили умельцы, изготовлявшие сани и телеги, крестьянки ткали холсты и сукна. Эти товары славились на базарах Лукояновского и Сергачского уездов и на самой Макаревской ярмарке. Вечером Пушкин разобрал свои бумаги. Пушкин представил болдиского народного батюшку. Сами собой заиграли озорные строки:

С первого щелка
Прыгнул поп до по толка;
Со второго шелка
Лишился поп языка;
А с третьего щелка
Вышибло ум у старика;

Слово "балда", как, наверное, и "балбес", пришло в русскую речь из татарского языка. Но "балбес", скорее всего, происходила от татарского "бильмес", что означает невежду. А "балда" должно было идти от "болдак", это слово означало рукоятку сабли или сабельный эфес. Не даром в старину слово "балда" стояло еще "ближе" к Болдину: в семнадцатом веке писалось "болда". У Пушкина память была цепкая, хотя документы и рукописи, относящиеся к этому столетию, он читал пять лет назад, когда писал "Бориса Годунова".
Пушкин писал письмо Плетневу: "Ах, мой милый! Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази, степь да степь, соседей ни души; езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов".

Достоверно известно, что в Болдино Пушкин
Седьмого января закончил стихотворение "Бесы".

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин...
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

"Эй, пошел, ямщик!.." - "Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.

Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня;
Вон - теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной;
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой".

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали... "Что там в поле?" -
"Кто их знает? пень иль волк?"

Вьюга злится, вьюга плачет;
Кони чуткие храпят;
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.

Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?

Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...

Восьмого сентября - "Элегию"

Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть - на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.

Девятого Сентября - Повесть "Гробовщик"
Четырнадцатого сентября - повесть "Станционный смотритель"
Четырнадцатого сентября написал предисловие к "Повестям Белкина"
Двадцатого сентября - окончил повесть "Барышня крестьянка"

Двадцать пятого сентября - восьмую главу "Евгений Онегин"

Двадцать шестого сентября - написал стихотворение "Ответ анониму".

ОТВЕТ АНОНИМУ

О, кто бы ни был ты, чье ласковое пенье
Приветствует мое к блаженству возрожденье,
Чья скрытая рука мне крепко руку жмет,
Указывает путь и посох подает;
О кто бы ни был ты: старик ли вдохновенный,
Иль юности моей товарищ отдаленный,
Иль отрок, музами таинственно храним,
Иль пола кроткого стыдливый херувим, -
Благодарю тебя душою умиленной.
Вниманья слабого предмет уединенный,
К доброжелательству досель я не привык -
И странен мне его приветливый язык.
Смешон, участия кто требует у света!
Холодная толпа взирает на поэта,
Как на заезжего фигляра: если он
Глубоко выразит сердечный, тяжкий стон,
И выстраданный стих, пронзительно-унылый,
Ударит по сердцам с неведомою силой, -
Она в ладони бьет и хвалит, иль порой
Неблагосклонною кивает головой.
Постигнет ли певца незапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, -
"Тем лучше, - говорят любители искусств, -
Тем лучше! наберет он новых дум и чувств
И нам их передаст". Но счастие поэта
Меж ими не найдет сердечного привета,
Когда боязненно безмолствует оно...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . ..

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть господь судил,

На каменьях под копытом,
На горе под колесом,
Иль во рву, водой размытом,
Под разобранным мостом.

Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею
Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.

Долго ль мне в тоске голодной
Пост невольный соблюдать
И телятиной холодной
Трюфли Яра поминать?

То ли дело быть на месте,
По Мясницкой разъезжать,
О деревне, о невесте
На досуге помышлять!

То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!..

В Болдине Пушкин провел три осени, в том числе и знаменитую Болдинскую 1830. Приехав в Болдино заложить кистеневскую собственность в опекунский совет для получения денег, необходимых для предстоящей свадьбы на Наталье Гончаровой, он задержался здесь на все три осенних месяца из-за эпидемии холеры, свирепствовавшей в то время в России. Связи с внешним миром у поэта почти не было (получил не более 14 писем). Однако вынужденное затворничество способствовало плодотворной работе, что удивляло и самого Пушкина, написавшего П. А. Плетневу (см. ПЛЕТНЕВ Петр Александрович): «Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привез сюда: 2 последние главы «Онегина», 8-ю и 9-ю, совсем готовые к печати. Повесть, писанную октавами... Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы», «Дон Жуан». Сверх того, написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Еще не все... Написал я прозою 5 повестей...» (и это далеко не весь перечень).

Пир во время чумы. Александр ПУШКИН - Маленькие трагедии.

Первая из трех поездок Пушкина в Болдино состоялась осенью 1830 года. Осеннее затворничество, чувство отъединенности от внешнего мира, ощущение полной свободы, здешняя природа – все способствовало особому творческому настроению души. За три месяца Пушкин написал две последние главы романа в стихах "Евгений Онегин", поэму "Домик в Коломне", пять "Повестей Белкина", "Маленькие трагедии", "Историю села Горюхина", "Сказку о попе и работнике его Балде", более тридцати лирических стихотворений (среди них такие, как "Моя родословная", "Румяный критик мой...", "Заклинание"), а также ряд литературно-критических статей.

А.С.Пушкин Евгений Онегин (1958)

Пушкин А. С. Маленькие трагедии 1 серия

Пушкин А. С. Маленькие трагедии 2 серия

Пушкин А. С. Маленькие трагедии 3 серия

А.С.Пушкин » Домик в Коломне (1974) исполнитель Сергей Юрский

Во второй раз Пушкин посетил Болдино в октябре 1833, возвращаясь из поездки по Уралу, где собирал материал по истории пугачевского восстания.

Собирая материал для «Истории Пугачева», Пушкин в октябре 1833 года вновь приезжал в Болдино и провел там время до половины ноября. Это была вторая болдинская осень, тоже удивительно плодотворная. Тогда он закончил исторический труд «Историю Пугачева», написал поэму «Медный всадник», "Анджело", «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о мертвой царевне», повесть «Пиковая дама»

А.С.Пушкин » Пиковая дама (1960)

И много стихотворений. Среди них – жизнеутверждающее стихотворение "Осень":

А.С.Пушкин. "Осень"

Октябрь уж наступил - уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад - дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей…
………….
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят - я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн…

В Болдине он надеялся привести в порядок собранные материалы и поработать над новыми произведениями. О своей жизни в этот период он писал жене: «Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов. Недавно расписался и уже написал пропасть. В три часа сажусь верхом, в пять в ванну и потом обедаю картофелем да гречневой кашей. До девяти часов - читаю. Вот тебе мой день, а все на одно лицо» (30 октября 1833). Именно во время второй Болдинской осени Пушкин написал стихотворение «Осень»:
«И забываю мир - и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем -
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута - и стихи свободно потекут...».
Кроме множества стихотворений, Пушкин в этот приезд написал «Медного всадника«, «Анджело», «Сказку о рыбаке и рыбке» и другие произведения.
Последний раз Пушкин приехал в Болдино через год, в 1834, в связи со вступлением во владение имением и провел здесь около трех недель. В этот приезд Пушкину пришлось много заниматься хозяйственными делами, что, однако, не помешало ему написать «Сказку о золотом петушке» и подготовить к изданию другие сказки, написанные здесь годом ранее.

Музей-заповедник
С 1949 в Болдине создан Государственный музей-заповедник. Его центром является усадьба, где жил А. С. Пушкин во время своих приездов в Болдино.

Барский дом, неоднократно перестроенный, сохранил черты, характерные для жилых построек начала 19 в. Облицовка его углов и наличников окон напоминает каменную рустовку, центральный вход украшен верандой с невысокой балюстрадой и портиком, служащим основанием для балкона; обычна для пушкинского времени и двуцветная охристо-белая окраска. Планировка основных помещений сохранилась. Обстановка пушкинского кабинета воссоздана на основе рисунка, сделанного самим Пушкиным осенью 1830. В целом экспозиция дома-музея посвящена теме «Пушкин в Болдине».
Во время последнего приезда Пушкин останавливался в «вотчинной конторе», в то время находившейся, по-видимому, за пределами усадьбы (ныне в усадебном парке). В 1974 это помещение было отреставрировано и в нем размещен мемориально-бытовой музей. В одной из двух комнат восстановлен интерьер собственно конторы, во второй - временный кабинет Пушкина.

Ценным природным памятником является и живописный болдинский парк. Его планировка сложилась в 1830-1840-х гг. Здесь еще живы деревья - современники поэта: двухсотлетняя ива и несколько дубов. Сохранились два старинных пруда, горбатый мостик на верхнем пруду и беседка на берегу нижнего, так называемая «беседка сказок».

Проведенные в 1980-е археологические раскопки, а также сохранившиеся документы, планы и старинные фотографии позволили в последние годы осуществить большие реставрационные работы и полностью воссоздать усадебный комплекс. Восстановлены: барская кухня, баня, людская, конюшня, амбары. В этих помещениях экспонируются предметы местного крестьянского быта.

В музее-заповеднике проводятся ежегодные Праздники поэзии.

В 1830 г. в мае месяце состоялась помолвка А. С. Пушкина и Натальи Николаевны Гончаровой. Но к заключению брака имелись некоторые препятствия имущественного характера. Родители невесты не имели возможности дать за ней такое приданое, какое считали приличным, в связи с чем подумывали о расстройстве бракосочетания. Пушкин был вынужден изыскать дополнительные денежные средства, чтобы передать их родителям Натальи Николаевны на покупку хотя бы самого необходимого в качестве приданого и тем самым позволить семье Гончаровых соблюсти приличия. Приводя в порядок свои имущественные дела, в сентябре Пушкин едет в имение Болдино, принадлежавшее его отцу – Сергей Львович дал согласие на сдачу под залог небольшой деревеньки рядом с селом, чтобы хотя бы частично разрешить денежные затруднения сына. Пушкин рассчитывал провести в Болдине несколько дней и вернуться в Москву к невесте, однако этому помешала знаменитая эпидемия холеры 1830 г., которая началась в Индии и к лету добралась до России. Осенью 1830 г., когда случаи заболевания холерой стали встречаться в Москве и Петербурге, правительство предприняло ряд жестких мер, долженствующих остановить распространение болезни. В частности, на крупных дорогах были организованы карантинные посты, или «карантины», чтобы люди из зараженных областей не распространяли заразу по соседним уездам и губерниям. Пушкин оказался жертвой карантина – все его попытки выехать из Болдино заканчивались провалом. В результате он провел в имении почти три месяца и только в начале декабря наконец попал в Москву.

Болдинская осень известна тем, что в течение трех неполных месяцев Пушкиным было написано такое большое количество произведений, что можно говорить о своеобразном «творческом взрыве». Благодаря благоприятным болдинским условиям (отсутствие жары, светских развлечений, назойливых знакомых и бытовых проблем) Пушкину удалось поработать чрезвычайно эффективно. Среди написанного им в Болдине можно назвать около 30 стихотворений, циклы «Маленькие трагедии» и «Повести Белкина», сказку «О попе и о работнике его Балде»), поэму «Домик в Коломне», «Историю села Горюхина». Также именно в Болдине была завершена многолетняя работа над романом «Евгений Онегин».

Циклы «Маленьких трагедий» и «Повестей Белкина» писались в полном смысле слова параллельно: в бумагах Пушкина сохранились указания на время работы над каждым произведением, входящим в эти два цикла. Так, в сентябре были написаны «Гробовщик», «Станционный смотритель» и «Барышня-крестьянка», в октябре - «Выстрел», «Метель», «Скупой рыцарь» и «Моцарт и Сальери», в ноябре – «Каменный гость» и «Пир во время чумы». Самостоятельность и завершенность каждого из циклов не мешает воспринимать их, в свою очередь, в качестве своеобразного сверхъединства, воссоздающего цельную картину мира. Циклы, анализируемые в совокупности, позволяют судить о разносторонности интересов Пушкина, о его способности отображать действительность в бесконечно разнообразных формах и о восприятии им человеческой жизни как совокупности разнохарактерных явлений, как трагических, так и комических. Ниже в виде таблицы представлены основные параметры, по которым могут сопоставляться циклы.

«Маленькие трагедии»

«Повести Белкина»

Общеевропейский культурный контекст: бродячие сюжеты и персонажи из западно-европейской культуры, местом действия является Западная Европа.

Российский культурный контекст: персонажи и сцены из жизни российской глубинки.

Обобщенно-условное прошлое, даты в тексте произведений не уточняются:

«Скупой рыцарь»: эпоха рыцарей;

«Моцарт и Сальери»: эпоха Моцарта (ум. в 1791 г.);

«Каменный гость»: Испания XIV в. (по легенде, именно тогда жил Дон Жуан);

«Пир во время чумы»: идет отсылка к знаменитой лондонской чуме 1665 г.

Конкретное настоящее:

«Выстрел»: упоминается мятеж Александра Ипсиланти и сражение под Скулянами, в котором погиб главный герой;

«Метель»: действие охватывает 1811-1816 гг., упоминается Бородинское сражение 1812 г., после которого умирает главный герой Владимир;

«Гробовщик»: сообщается, что главный герой «в 1799 г. запродал первый свой гроб, и еще сосновый за дубовый»,

«Станционный смотритель»»: сообщается, что в 1816 г. Дуне 14 лет, в дальнейшем расчет времени действия может проводиться с учетом этой даты;

«Барышня-крестьянка»: в начале повести мы узнаем, что старший Берестов живет в деревне с 1797 г.

Движение от трагикомедии («Скупой рыцарь») к вселенской трагедии («Пир во время чумы»). Мир в итоге предстает как «юдоль страданий».

Движение от трагедии («Выстрел») к комедии с переодеваниями и веселой неразберихой («Барышня-крестьянка»). Мир постепенно окрашивается все более яркими красками и воспринимается оптимистически.

«Маленькие трагедии».

В цикле «маленьких трагедий», состоящем из четырех произведений, отчетливо прослеживается тенденция к нарастанию трагичности происходящего, конфликт из вполне земного, разворачивающегося между конкретными людьми, превращается в обобщенный, универсальный конфликт.

Сюжет. В рукописи имеется авторская пометка «Сцены из Ченстоновой трагикомедии The Covetous Knight». Эта пометка – не что иное как мистификация (у английского писателя Шенстона подобной пьесы никогда не было). «Скупой рыцарь написан Пушкиным самостоятельно, однако с использованием известного «бродячего сюжета» о скупце, который представлен во многих произведениях европейской литературы.

Конфликт.Старый барон (воплощенная скупость) – его сын Альбер (воплощенная расточительность).

Характеры обобщены, скупость и расточительность являются личностными доминантами.

Причина конфликта – борьба за наследство. Конфликт носит приземленный характер.

Финал. Трагический финал, связанный со смертью старого барона, смягчается смехотворностью фигуры Скупого и положительным исходом событий в восприятии Альбера, который наконец-то добирается до батюшкиного наследства и имеет возможность ни в чем себя не стеснять.

Сюжет. В основу сюжета положен бытовавший в Европе слух о том, что гениальный музыкант Моцарт умер неестественной смертью. Доказательств данной версии не существовало, однако тема отравления в XIX в. в светских кругах муссировалась весьма активно.

Крнфликт. Моцарт (гений) – Антонио Сальери (труженик).

Герои являются реальными людьми, однако мало индивидуализированы в плане сходства с прототипами и скорее воплощают в себе обобщенные типы гения и трудолюбивой посредственности.

Причина конфликта – зависть посредственности по отношению к гению, которому все дается «само собой». Зависть замаскирована под идею всеобщего равенства и справедливости воздаяния «по труду».

Сюжет. Основой сюжета стала испанская легенда о Доне Жуане (Хуане), которая претерпела многократные обработки и в европейской литературе представлена произведениями таких известных авторов, как Тирсо де Молина, Ж.-Б. Мольер, Дж. Г. Байрон, Э. Т. А. Гофман и пр.

Дон Гуан – статуя Командора.

Дон Гуан – обобщенный образ человека, пользующегося успехом у женщин, своеобразного «гения любви». Статуя Командора воплощает в себе волю высших сил, это мистическая сущность

Причина конфликта – нарушения Доном Гуаном моральных норм (ухаживание за овдовевшей Донной Анной, в смерти мужа которой он виновен). В то же время можно говорить о нарушении Доном Гуаном своеобразного равновесия, принципа справедливости – Дон Гуан не знает неудач с женщинами, тогда как многие мужчины вынуждены терпеть фиаско.

Трагедия связана с одной из песен поэмы Джона Вильсона «Чумной город» (1816), где речь идет о лондонской чуме 1665 г. Сам сюжет Люди – чума.

Образы людей обобщены предельно, проигнорированы детали их внешности, биографические подробности – это «люди вообще». Чума – абстрактная, слепая сила, поражающая людей случайным образом.

Причина конфликта отсутствует, люди гибнут немотивированно, все без разбору, независимо от их поведения в прошлом и настоящем.

Финал представляет собой апогей вселенской трагедии – показана бессмысленная гибель сотен и тысяч людей, чья вина сомнительна, но смерть несомненна. По сути, автором ставится вопрос о справедливости мироустройства как такового.

«Повести Белкина».

Цикл из пяти повестей объединен фигурой Ивана Петровича Белкина, который, однако, не является действующим лицом, а выступает в качестве «собирателя» историй.

1. Пушкин играет роль издателя;

2. И. П. Белкин – собиратель.

3. Биография Белкина изложена в предисловии «От издателя» от лица помещика с. Ненарадово.

4. Каждая из пяти повестей была в свое время поведана Белкину одним из четырех рассказчиков, ссылки на которых даются в примечании к предисловию: «Смотритель» рассказан титулярным советником А. Г. Н., «Выстрел» подполковником И. Л. П., «Гробовщик» приказчиком Б. В., «Метель» и «Барышня» девицей К. И. Т.

В «Повестях» мы наблюдаем движение от пессимистического восприятия мира к оптимистическому, обратное тому, что имело место в «Маленьких трагедиях». Кроме того, при характеристике конфликта следует отметить, что в четырех из пяти повестей он имеет устоявшуюся форму «треугольника», и одна из вершин треугольника неизбежно исчезает. Конфликт в первых двух повестях существует на самом деле, в занимающей срединное положение повести «Гробовщик» представлены два конфликта – реальный и пригрезившийся герою, и в двух последних повестях конфликта как такового нет, он существует только в воображении персонажей и легко развеивается при столкновении с реальностью.

название

конфликт

причина конфликта

финал

Сильвио – граф Б. – Маша (жена графа)

Причина конфликта – зависть Сильвио к графу; конфликт существует на самом деле, потому что порождающая его неприязнь – не фикция, а реальность.

Исход повести трагичен – Сильвио погибает в Греции, участвуя в восстании; граф опозорен в своих собственных глазах, потому что во время дуэли отдал всю инициативу Сильвио; спокойствие его жены нарушено неожиданным визитом незнакомца, пытавшегося застрелить графа.

Благополучное разрешение конфликта было изначально невозможно. Необходимым условием такого разрешения становилась смерть одного из участников «треугольника» - самого Сильвио, графа или жены графа (в таком случае у Сильвио исчезал повод для зависти, ибо граф оказывался глубоко несчастным человеком).

Владимир – Марья Гавриловна – Бурмин

Причина конфликта – нежелание родителей благословить детей на брак; конфликт существует на самом деле, родители запрещают венчание, из-за этого Марье Гавриловне и Владимиру приходится венчаться тайно. Из-за метели Владимир опаздывает в церковь, а Марью Гавриловну к этому времени успевают по ошибке обвенчать с проезжавшим мимо и тоже заплутавшим офицером.

Исход трагичен – брак не состоялся по причине ошибки, Владимир уезжает на войну с Наполеоном и там погибает. Есть своеобразный просвет –Марья Гавриловна встречает того человека, с которым ее обвенчали по ошибке, и не просто встречает, а оказывается, что она в него влюблена, как и он в нее, и их ожидает счастливая совместная жизнь.

Невозможно благополучное разрешение конфликта: завязавшийся узел может быть разрублен только со смертью одного из героев (муж Марьи Гавриловны сразу после венчания исчез, расторгнуть брак невозможно, заключить повторный с Владимиром - тоже).

«Гробовщик» (сентябрь 1830)

Двойной конфликт: истинное столкновение сочетается с вымышленным.

Истинный конфликт: ссора гробовщика Адриана Прохорова и немцев-мастеровых на празднике.

Вымышленный конфликт: столкновение гробовщика и покойников, его бывших клиентов.

Причина конфликта в действительности - недостаточная почтительность немцев-мастеровых к ремеслу гробовщика; конфликт разгорается на самом деле.

Причина вымышленного конфликта – желание покойников рассчитаться с гробовщиком, который организовывал их похороны и наживался на этом; столкновение привиделось гробовщику во сне.

Во сне конфликт разрешается трагически, мертвецы являются в дом к гробовщику и задавливают его своей массой. Благополучный исход невозможен, потому что покойники – существа из другого мира, их мотивы и действия мало поддаются истолкованию и тем более управлению. Исход трагичен, конфликт может быть разрешен только со смертью гробовщика.

В реальности конфликт имеет благополучное разрешение, гробовщик готов простить своих обидчиков, потому что оскорбление казалось серьезным только в состоянии опьянения. Исход комичен – на следующий день после ссоры герой просыпается, вспоминает привидевшийся ему жуткий сон и понимает, что на самом деле ничего страшного не произошло. Смерть кого-либо из героев для разрешения конфликта не требуется.

Самсон Вырин – его дочь Дуня – гусар Минский

Причина конфликта – мнимое предательство Минского по отношению к Дуне, за которое Вырин хочет отомстить соблазнителю своей дочери; конфликт существует только в воображении Вырина, потому что на самом деле Минский женится на Дуне и вовсе не думает ее бросать.

Исход оптимистичен – Минский женился на Дуне, у них трое детей; трагическую ноту вносит в сюжет смерть Самсона Вырина, но это смерть случайная, она не требуется для разрешения конфликта.

Акулина – Лиза Муромская – Алексей Берестов

Причина конфликта – любовь Алексея к крестьянке Акулине и необходимость жениться на Лизе Муромской; конфликт существует только в воображении Алексея, который до определенного момента не знает, что Лиза и Акулина – одно и то же лицо.

Исход оптимистичен – Алексей узнает, что Лиза и Акулина – одно лицо, он с готовностью теперь вступает в брак; в повести представлен комический образ «смерти» крестьянки Акулины, которая сливается с образом дворянки Лизы и исчезает как самостоятельная личность.

Вторая Болдинская осень (1833).

Наряду с первой Болдинской осенью, пользующейся широкой известностью, в биографии Пушкина выделяется еще один период с тем же названием – так называемая вторая Болдинская осень 1833 г. В 1833 г. Пушкин провел в Болдине примерно полтора месяца – с начала сентября до середины октября (он вернулся в Петербург 20 октября). Он завернул в Болдино на обратном пути из путешествия по Оренбургской и Казанской губерниям, где искал информацию о восстании Пугачева. В этот раз результаты пребывания в имении тоже оказались достаточно впечатляющими – Пушкин завершил работу над «Историей Пугачева», написал поэмы «Медный всадник» и «Анджело», а также несколько сказок - «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях» - и несколько стихотворений.

10.Творчество А.С. Пушкина периода Болдинской осени. (ЕЩЁ К 10 - ОМУ)

Болдинская осень (1830)

Весной 1829 года Пушкин получает согласие на брак с Н.Н.Гончаровой. Летом 1830 года поэт приехал в Болдино, чтобы войти во владение имением. Там ему пришлось пробыть не месяц, как предполагалось, а целых три: началась эпидемия холеры.

Вынужденное пребывание в Болдине отмечено невиданным взлетом пушкинского гения. Он закончил роман «Евгений Онегин», написал «Повести Белкина», «Историю села Горюхина», несколько небольших драматических произведений, названных им «маленькими трагедиями», народно-лирическую драму «Русалка», поэму «Домик в Коланне», «Сказку о попе и работнике его Балде» и несколько лирических стихотворений.

Известный доносчик и агент Ф.Б. Вулгарин в 1830 году опубликовал фельетон, в котором утверждал, что Пушкин «в своих сочинениях не обнаружил не одной высокой мысли, ни одного возвышенного чувства, ни одной полезной истины…». В журналах пишут об упадке его таланта, обвиняют в подражательстве, бессовестно клевещут на него и унижают его человеческое достоинство.

Травля началась. Пушкин принял вызов. Он не мог не ответить на наглые выпады журналистов, а правительство в свою очередь не упускало случая, чтобы не напомнить поэту о своем недоверии. Все это определяло отношение поэта к русской жизни николаевского царствования.

Лирика Пушкина в Болдинскую осень достигает невиданных идейно-художественных высот.

Период творчества - Болдинская осень

Выехав из Москвы 31 августа, Пушкин 3 сентября приехал в Болдино. Он рассчитывал за месяц управиться с делами по введению во владение выделенной отцом деревней, заложить ее и вернуться в Москву, чтобы справить свадьбу. Ему было немного досадно, что за этими хлопотами пропадет осень - лучшее для него рабочее время: «Осень подходит. Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет - пора моих литературных трудов настает - а я должен хлопотать о приданом (у невесты приданого не было. Пушкин хотел венчаться без приданого, но тщеславная мать Натальи Николаевны не могла этого допустить, и Пушкину пришлось самому доставать деньги на приданое, которое он якобы получал за невестой.- Ю. Л.) да о свадьбе, которую сыграем Бог весть когда. Всё это не очень утешно. Еду в деревню, Бог весть, буду ли там иметь время заниматься и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме эпиграмм ja Каченовского».

Пушкин был атлетически сложен, хотя и невысок ростом, физически крепок и вынослив, обладал силой, ловкостью и крепким здоровьем. Он любил движение, езду верхом, шумную народную толпу, многолюдное блестящее общество. Но любил он и полное уединение, тишину, отсутствие докучных посетителей. Весной и в летнюю жару его томили излишнее возбуждение или вялость. По привычкам и физическому складу он был человеком севера - любил холод, осенние свежие погоды, зимние морозы. Осенью он чувствовал прилив бодрости. Дождь и слякоть его не пугали: они не мешали прогулкам верхом - единственному развлечению в это рабочее время - и поддерживали горячку поэтического труда. «...Осень чудная,- писал он Плетневу,- и дождь, и снег, и по колено грязь». Перспектива потерять для творчества это заветное время настраивала его раздражительно. Дело было не только в том, что тяжелый 1830 год сказывался утомлением: петербургская жизнь с суетой литературных схваток отнимала силы и не оставляла времени для работы над творческими замыслами - а их накопилось много, они заполняли и голову, и черновые тетради поэта. Он чувствовал себя «артистом в силе», на вершине творческой полноты и зрелости, а «времени» заниматься и «душевного спокойствия, без которого ничего не произведешь», не хватало. Кроме того, осенний «урожай» стихов был основным источником существования на весь год. Издатель и друг Пушкина Плетнев, следивший за материальной стороной пушкинских изданий, постоянно и настойчиво ему об этом напоминал. Деньги были нужны. С ними была связана независимость - возможность жить без службы, и счастье - возможность семейной жизни. Пушкин из Болдина писал с шутливой иронией Плетневу: «Что делает Дельвиг, видишь ли ты его. Скажи ему, пожалуйста, чтоб он мне припас денег; деньгами нечего шутить; деньги вещь важная - спроси у Канкрина (министр финансов.- Ю. Л.) и у Булгарина». Работать было необходимо, работать очень хотелось, но обстоятельства складывались так, что, по всей видимости, работа не должна была удасться. \ Пушкин приехал в Болдино в подавленном настроении. Не случайно первыми стихотворениями этой осени были одно из самых тревожных и напряженных стихотворений Пушкина «Бесы» и отдающая глубокой усталостью, в которой даже надежда на будущее счастье окрашена в меланхолические тона, «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье...»). Однако настроение скоро изменилось; все складывалось к лучшему: пришло «прелестное» письмо от невесты, которое «вполне успокоило»: Наталья Николаевна соглашалась идти замуж и без приданого (письмо, видимо, было нежным - оно до нас не дошло), канцелярская канитель была полностью передоверена писарю Петру Кирееву, но покинуть Болдино оказалось невозможным: «Около меня Колера Морбус (cholera morbus - медицинское наименование холеры.- Ю. Л. Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает» (в письме невесте он называл холеру более нежно, в соответствии с общим тоном письма: «Очень миленькая особа» - XIV, 112, 111 и 416). Однако холера мало тревожила Пушкина - напротив, она сулила длительное пребывание в деревне. 9 сентября он осторожно пишет невесте, что задержится дней на двадцать, но в тот же день Плетневу,- что приедет в Москву «не прежде месяца». И с каждым днем, поскольку эпидемия вокруг усиливается, срок отъезда все более отодвигается, следовательно, увеличивается время для поэтического труда. Он твердо верит, что Гончаровы не остались в холерной Москве и находятся в безопасности в деревне,- причин для беспокойства нет, торопиться ехать незачем. Только что оглядевшись в Болдине, 9 сентября он пишет Плетневу: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат. При ней пиши сколько хошь. А невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает... <...> Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, сиди пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов».

В болдинском уединении есть еще одно для Пушкина очарованье; оно совсем не мирное: рядом таится смерть, кругом ходит холера. Чувство опасности электризует, веселит и дразнит, как двойная угроза (чумы и войны) веселила и возбуждала Пушкина в его недавней - всего два года назад - поездке под Арзрум в действующую армию. Пушкин любил опасность и риск. Присутствие их его волновало и будило творческие силы. Холера настраивает на озорство: «...я бы хотел переслать тебе проповедь мою здешним мужикам о холере; ты бы со смеху умер, да не стоишь ты этого подарка» (XIV, 113),- писал он Плетневу. Содержание этой проповеди сохранилось в мемуарной литературе. Нижегородская губернаторша А. П. Бутурлина спрашивала Пушкина о его пребывании в Болдине: «Что же вы делали в деревне, Александр Сергеевич? Скучали?» - «Некогда было, Анна Петровна. Я даже говорил проповеди».- «Проповеди?» - «Да, в церкви, с амвона. По случаю холеры. Увещевал их. «И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!»

Однако возбуждала не только опасность болезни и смерти. И слова, написанные тут же в Болдине:

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья,

хотя и касаются непосредственно «дуновенья Чумы», упоминают также «упоение в бою, / И бездны мрачной на краю».

После подавления европейских революций 1820-х гг. и разгрома декабрьского восстания в Петербурге над Европой нависла неподвижная свинцовая туча реакции. История, казалось, остановилась. Летом 1830 г. эта тишина сменилась лихорадочными событиями.

Атмосфера в Париже неуклонно накалялась с того момента, как в августе 1829 г. король Карл X призвал к власти фанатического ультрароялиста графа Полиньяка. Даже умеренная палата депутатов, существовавшая во Франции на основании хартии, которая была утверждена союзниками по антинаполеоновской коалиции и возвращала власть Бурбонам, вступила в конфликт с правительством. Пушкин, находясь в Петербурге, с напряженным вниманием следил за этими событиями. Распространение французских газет в России было запрещено, но Пушкин получал их через свою приятельницу Е. М. Хитрово, а также черпал информацию из дипломатических каналов, от мужа дочери последней - австрийского посла графа Фикельмона. Осведомленность и политическое чутье Пушкина были настолько велики, что позволяли ему с большой точностью предсказывать ход политических событий. Так, 2 мая 1830 г. он, обсуждая в письме к Вяземскому планы издания в России политической газеты, приводит примеры будущих известий о том, «что в Мексике было землетрясение, и что Камера депутатов закрыта до сентября» (XIV, 87). Действительно, 16 мая Карл X распустил палату.

26 июля король и Полиньяк совершили государственный переворот, отменив конституцию. Были опубликованы 6 ордонансов, уничтожены все конституционные гарантии, избирательный закон изменен в более реакционную сторону, а созыв новой палаты назначался, как и предсказывал Пушкин, на сентябрь. Париж ответил на это баррикадами. К 29 июля революция в столице Франции победила, Полиньяк и другие министры были арестованы, король бежал.

Пушкин отправился в Москву 10 августа 1830 г. в одной карете с П. Вяземским, а приехав, поселился в его доме. В это время у них произошел характерный спор на бутылку шампанского: Пушкин считал, что Полиньяк попыткой переворота совершил акт государственной измены и должен быть приговорен к смертной казни, Вяземский утверждал, что этого делать «не должно и не можно» по юридическим и моральным соображениям. Пушкин уехал в деревню, так и не зная окончания дела (Полиньяк был в конце концов приговорен к тюремному заключению), и 29 сентября запрашивал из Болдино Плетнева: «Что делает Филипп (Луи-Филипп - возведенный революцией новый король Франции.- Ю. Л.) и здоров ли Полиньяк» (XIV, 113) - и даже в письме невесте интересовался, «как поживает мой друг Полиньяк» (уж Наталье Николаевне было много дела до французской революции!).

Между тем революционные потрясения волнами стали распространяться от парижского эпицентра: 25 августа началась революция в Бельгии, 24 сентября в Брюсселе было сформировано революционное правительство, провозгласившее отделение Бельгии от Голландии; в сентябре начались беспорядки в Дрездене, распространившиеся позже на Дармштадт, Швейцарию, Италию. Наконец, за несколько дней до отъезда Пушкина из Болдина началось восстание в Варшаве. Порядок Европы, установленный Венским конгрессом, трещал и распадался. «Тихая неволя», как назвал Пушкин в 1824 г. мир, который предписали монархи, победившие Наполеона, народам Европы, сменялась бурями.

Беспокойный ветер дул и по России.

Эпидемии в истории России часто совпадали со смутами и народным движением. Еще были живы люди, которые помнили московский чумный бунт 1771 г., явившийся прямым прологом к восстанию Пугачева. Не случайно именно в холерный 1830 г. тема крестьянского бунта впервые появилась в пушкинских рукописях и в стихотворениях шестнадцатилетнего Лермонтова («Настанет год, России черный год...»).

Известия о холере в Москве вызвали энергичные меры правительства. Николай I, проявив решительность и личное мужество, прискакал в охваченный эпидемией город. Для Пушкина этот жест получил символическое значение: он увидел в нем соединение смелости и человеколюбия залог готовности правительства не прятаться от событий, не цепляться за политические предрассудки, а смело пойти навстречу требованиям момента. Он ждал реформ и надеялся на прощение декабристов. Вяземскому он писал: «Каков государь? молодец! того и гляди, что наших каторжников простит - дай Бог ему здоровье» (XIV, 122). В конце октября Пушкин написал стихотворение «Герой», которое тайно ото всех переслал Погодину в Москву с просьбой напечатать «где хотите, хоть в Ведомостях - но прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего имени. Если московская цензура не пропустит ее, то перешлите Дельвигу, но также без моего имени и не моей рукой переписанную...». Стихотворение сюжетно посвящено Наполеону: величайшим деянием его поэт считает не военные победы, а милосердие и смелость, которые он якобы проявил, посетив чумный госпиталь в Яффе. И тема и дата под стихотворением намекали на приезд Николая I в холерную Москву. Этим и была обусловлена конспиративность публикации: Пушкин боялся и тени подозрения в лести - открыто высказывая свое несогласие с правительством, он предпочитал одобрение выражать анонимно, тщательно скрывая свое авторство.

Однако стихотворение имело и более общий смысл: Пушкин выдвигал идею гуманности как мерила исторического прогресса. Не всякое движение истории ценно - поэт принимает лишь такое, которое основано на человечности. «Герой, будь прежде человек»,- писал он в 1826 г. в черновиках «Евгения Онегина». Теперь эту мысль поэт высказал печатно и более резко:

Оставь герою сердце! Что же

Он будет без него? Тиран...

Соединение тишины и досуга, необходимых для раздумий, и тревожного и веселого напряжения, рождаемого чувством приближения грозных событий, выплеснулось неслыханным даже для Пушкина, даже для его «осенних досугов», когда ему бывало «любо писать», творческим подъемом. В сентябре были написаны «Гробовщик» и «Барышня-крестьянка», завершен «Евгений Онегин», написана «Сказка о попе и работнике его Балде» и ряд стихотворений. В октябре - «Метель», «Выстрел», «Станционный смотритель», «Домик в Коломне», две «маленькие трагедии» - «Скупой рыцарь» и «Моцарт и Сальери», писалась и была сожжена десятая глава «Евгения Онегина», создано много стихотворений, среди них такие, как «Моя родословная», «Румяный критик мой...», «Заклинание», ряд литературно-критических набросков. В ноябре - «Каменный гость» и «Пир во время чумы», «История села Горюхина», критические статьи. В Болдинскую осень пушкинский талант достиг полного расцвета.

В Болдине Пушкин чувствовал себя свободным как никогда (парадоксально - эта свобода обеспечивалась теми 14-ю карантинами, которые преграждали путь к Москве, но и отделяли от «отеческих» попечений и дружеских советов Бенкендорфа, от назойливого любопытства посторонних людей, запутанных сердечных привязанностей, пустоты светских развлечений). Свобода же для него всегда была - полнота жизни, ее насыщенность, разнообразие. Болдинское творчество поражает свободой, выражающейся, в частности, в нескованном разнообразии замыслов, тем, образов.

Разнообразие и богатство материалов объединялись стремлением к строгой правде взгляда, к пониманию всего окружающего мира. Понять же - для Пушкина означало постигнуть скрытый в событиях их внутренний смысл. Не случайно в написанных в Болдине «Стихах, сочиненных ночью во время бессонницы» Пушкин обратился к жизни со словами:

Я понять тебя хочу,

Смысла я в тебе ищу.

Смысл событий раскрывает история. И Пушкин не только за письменным столом окружен историей, не только тогда, когда обращается к разным эпохам в «маленьких трагедиях» или анализирует исторические труды Н. Полевого. Он сам живет, окруженный и пронизанный историей. А. Блок видел полноту жизни в том, чтобы

Смотреть в глаза людские,

И пить вино, и женщин целовать,

И яростью желаний полнить вечер,

Когда жара мешает днем мечтать,

И песни петь! И слушать в мире ветер!

(«О смерти», 1907)

Последний стих мог бы быть поставлен эпиграфом к болдинской главе биографии Пушкина.

В Болдине было закончено значительнейшее произведение Пушкина над которым он работал семь с лишним лет,- «Евгений Онегин». В нем Пушкин достиг еще неслыханной в русской литературе зрелости художественного реализма. Достоевский назвал «Евгения Онегина» поэмой «осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй». Типичность характеров сочетается в романе с исключительной многогранностью их обрисовки. Благодаря гибкой манере повествования, принципиальному отказу от односторонней точки зрения на описываемые события, Пушкин преодолел разделение героев на «положительных» и «отрицательных». Это имел в виду Белинский, отмечая, что, благодаря найденной Пушкиным форме повествования, «личность поэта» «является такою любящею, такою гуманною».

Если «Евгений Онегин» подводил черту под определенным этапом поэтической эволюции Пушкина, то «маленькие трагедии» и «Повести Белкина» знаменовали начало нового этапа. В «маленьких трагедиях» Пушкин в острых конфликтах раскрыл влияние кризисных моментов истории на человеческие характеры. Однако и в истории, как и в более глубоких пластах человеческой жизни, Пушкин видит мертвящие тенденции, находящиеся в борении с живыми, человеческими, полными страсти и трепета силами. Поэтому тема застывания, затормаживания, окаменения или превращения человека в бездушную вещь, страшную своим движением еще больше, чем неподвижностью, соседствует у него с оживанием, одухотворением, победой страсти и жизни над неподвижностью и смертью.

«Повести Белкина» были первыми законченными произведениями Пушкина-прозаика. Вводя условный образ повествователя Ивана Петровича Белкина и целую систему перекрестных рассказчиков, Пушкин проложил дорогу Гоголю и последующему развитию русской прозы.

После многократных неудачных попыток Пушкину удалось наконец 5 декабря вернуться в Москву к невесте. Дорожные впечатления его были невеселыми. 9 декабря он писал Хитрово: «Народ подавлен и раздражен. 1830-й г.- печальный год для нас!».

Размышления над обстоятельствами Болдинской осени подводят к не лишенным интереса заключениям. В 1840-х гг. в литературе получила распространение исключительно плодотворная идея определяющего воздействия окружающей среды на судьбу и характер отдельной человеческой личности. Однако у каждой идеи есть оборотная сторона: в повседневной жизни среднего человека она обернулась формулой «среда заела», не только объяснявшей, но и как бы извинявшей господство всесильных обстоятельств над человеком, которому отводилась пассивная роль жертвы. Интеллигент второй половины XIX в. порой оправдывал свою слабость, запой, духовную гибель столкновением с непосильными обстоятельствами. Размышляя над судьбами людей начала XIX в., он, прибегая к привычным схемам, утверждал, что среда была более милостивой к дворянскому интеллигенту, чем к нему - разночинцу.

Судьба русских интеллигентов-разночинцев была, конечно, исключительно тяжела, но и судьба декабристов не отличалась легкостью. А между тем никто из них - сначала брошенных в казематы, а затем, после каторги, разбросанных по Сибири, в условиях изоляции и материальной нужды - не опустился, не запил, не махнул рукой не только на свой душевный мир, свои интересы, но и на свою внешность, привычки, манеру выражаться.

Декабристы внесли огромный вклад в культурную историю Сибири: не среда их «заедала» - они переделывали среду, создавая вокруг себя ту духовную атмосферу, которая была им свойственна. Еще в большей мере это можно сказать о Пушкине: говорим ли мы о ссылке на юг или в Михайловское или о длительном заточении в Болдине, нам неизменно приходится отмечать, какое благотворное воздействие оказали эти обстоятельства на творческое развитие поэта. Создается впечатление, что Александр I, сослав Пушкина на юг, оказал неоценимую услугу развитию его романтической поэзии, а Воронцов и холера способствовали погружению Пушкина в атмосферу народности (Михайловское) и историзма (Болдино). Конечно, на самом деле все обстояло иначе: ссылки были тяжким бременем, заточение в Болдине, неизвестность судьбы невесты могли сломать и очень сильного человека. Пушкин не был баловнем судьбы. Разгадка того, почему сибирская ссылка декабриста или скитания Пушкина кажутся нам менее мрачными, чем материальная нужда бедствующего по петербургским углам и подвалам разночинца середины века, лежит в активности отношения личности к окружающему: Пушкин властно преображает мир, в который его погружает судьба, вносит в него свое душевное богатство, не дает «среде» торжествовать над собой. Заставить его жить не так, как он хочет, невозможно. Поэтому самые тяжелые периоды его жизни светлы - из известной формулы Достоевского к нему применима лишь часть: он бывал оскорблен, но никогда не допускал себя быть униженным.

Через несколько месяцев после создания стихотворения «К вельможе» прославленной болдинской осенью 1830 г. в творчестве Пушкина произошел коренной перелом - окончательный отказ от романтических представлений о действительности, романтических иллюзий и в связи с этим переход от «шалуньи-рифмы» к «суровой прозе», перелом, предчувствием которого были исполнены упоминавшиеся выше заключительные строфы шестой главы «Евгения Онегина» и который исподволь подготовлялся и вызревал в его творческом сознании.

Приехав ненадолго для устройства имущественных дел в связи с предстоящей женитьбой в родовую нижегородскую вотчину, село Болдино, Пушкин неожиданно, из-за вспыхнувшей холерной эпидемии, вынужден был пробыть здесь около трех месяцев.

Как в 1824-1825 гг. в Михайловском, Пушкин снова очутился в глухой русской деревне, в еще более полном одиночестве и еще более тесном соприкосновении с простым народом, вдали от столичной неволи, от Бенкендорфа и его жандармов, от продажных журналистов вроде Булгарина, от светской «черни». И поэт, говоря его собственными словами, встрепенулся, «как пробудившийся орел». Накапливавшаяся за годы относительного творческого затишья громадная внутренняя энергия, то и дело дававшая себя знать в непрестанно сменявших друг друга многочисленных замыслах, планах, набросках, не доводимых Пушкиным до конца и остававшихся под спудом в его рабочих тетрадях, вдруг и разом вырвалась наружу. И это получило силу грандиозного творческого взрыва - по количеству, разнообразию и качеству созданных в этот кратчайший срок произведений, - беспримерного во всей мировой литературе.

Из лирических произведений болдинской осенью 1830 г. было написано около тридцати стихотворений, среди которых такие величайшие создания, как «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье...»), любовные стихотворения - «Прощание», «Заклинание» и в особенности «Для берегов отчизны дальной...», такие, как «Герой», «Бесы», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы». Поражает широчайший тематический диапазон лирики болдинского периода: от проникновенного любовного стихотворения («Для берегов отчизны дальной...») до бичующего социального памфлета («Моя родословная»), от философского диалога на большую этическую тему («Герой») до антологической миниатюры («Царскосельская статуя», «Труд» и др.), до веселой шутки («Глухой глухого звал...»), до меткой и злой эпиграммы. Этому соответствует и исключительное разнообразие жанров и стихотворных форм: элегия, романс, песня, сатирический фельетон, монолог, диалог, отрывок в терцинах, ряд стихотворений, написанных гекзаметром, и т. д.

Лирика этих месяцев, как и все «болдинское» творчество Пушкина, с одной стороны, завершает целый большой период творческого развития поэта, с другой - знаменует выход его на принципиально новые пути, по которым десятилетия спустя пойдет передовая русская литература.

Особенно новаторский характер носит небольшое стихотворение «Румяный критик мой...», при жизни Пушкина не печатавшееся и столь смутившее редакторов посмертного издания его сочинений, что они придали ему (возможно, и по цензурным соображениям) смягчающее заглавие «Каприз». Действительно, в этом стихотворении, представляющем собой как бы лирическую параллель к одновременно написанной «Истории села Горюхина», поэт начисто смывает все идиллические краски с изображения деревенской крепостной действительности, дает образец такого трезвого, сурового реализма, который прямо предваряет поэзию Некрасова.

Твою любовь воспоминать.

Основной темой болдинской «любовной трилогии» является характерная для любовных элегий тема расставания, разлуки. Но эта обычная для такого жанра тема по-новому раскрывается в болдинских элегиях Пушкина.

Среди стихотворений, продиктованных впечатлением настоящего, отметим стихотворения, не без основания, причисленные Д.И. Овсянико-Куликовским к «искусственной лирике» и подсказанные различными впечатлениями жизни – встречами, знакомствами, наблюдениями или книгами, произведениями, недавно вышедшими в свет («Стамбул гяуры нынче славят…», «На перевод Илиады», «Пью за здравие Мери…»). Эти стихи свидетельствуют о драматургическом даре поэта, его способности говорить речи и петь песни от имени лиц различной национальности, социального положения, разного возраста.

Отличной чертой многих болдинских стихотворений Пушкина является не только оригинальность содержания, но и композиционное своеобразие. Некоторые из них, написанные в форме монологов, резко отличаются от монологов любовных не только наличием в них повествования, но и контрастными лирическими интонациями.

Ни одно из бесцензурных и «тайных» стихотворений Пушкина не имеет столь пространной истории и столь разнообразных вариантов печатного текста, как «Моя родословная». Известно больше шести десятков текстов (копий и публикаций), но их, несомненно, было гораздо больше, и читающая Россия знала «Мою родословную» задолго до ее появления в печати.

Стихотворение «Герой» написано под впечатлением известий о приезде царя Николая I в Москву, где свирепствовала холера, но рассказано в нем о Наполеоне. Что заставило поставить в связь эти имена? Не только схожесть внешних поступков: приезд Николая в холерную Москву и посещение Наполеоном чумного госпиталя. Стихотворение написано в первое десятилетие после смерти Наполеона, когда в русском обществе живо обсуждался вопрос об исторической роли Наполеона – о случайности или не случайности его величия и падения. По мнению Фридмана, миф о Наполеоне «Пушкину понадобился для того, чтобы радикально оторвать идеального героя от дурной повседневности».

В «Герое» приковывают внимание и заглавие стихотворения, и эпиграф («Что есть истина?»), и прежде всего образы собеседников.

В отличие от большинства других стихотворных диалогов, в которых поэт беседует с лицами чуждыми и враждебными ему (чиновник, книгопродавец, толпа), и которые построены на взаимном непонимании, на споре, на конфликте, в «Герое», при некотором расхождении в мнениях, между собеседниками нет непонимания.

Поэт вовсе не противопоставляет легенду историческому материалу, он не защищает апокрифический рассказ о Наполеоне. По этому вопросу он не спорит ни с другом, ни с историком, он защищает и отстаивает право на мечту о героизме, на мечту о Человеке, о его высоком назначении, о нормах его социального поведения.

3. «Маленькие трагедии»

В отличие от болдинских повестей, изучение которых в целом мало привлекало внимание исследователей, болдинской драматургии – как всему циклу, так и отдельным произведениям этого цикла – посвящена огромная литература.

Насыщенность драм Пушкина глубокими мыслями, разносторонность в изображении характеров, лаконизм сцен, наличие кульминационных моментов в развитии действия, малое число действующих лиц – таковы внешние особенности «маленьких трагедий», на которые обычно указывают все исследователи.

Известно высказывание К.С. Станиславского о том, что в «маленьких трагедиях» внешнего действия почти нет. Все заключается во внутреннем действии.

Неизвестно, какие замечания собирался сделать или сделал Жуковский, но, оценивая произведения Пушкина, как «пакости», Жуковский, несомненно, имел в виду их сюжетную основу, которая не могла шокировать его. Но одновременно называя «их прелестными», он имел в виду художественную обоснованность самих «пакостей», т.е. мастерство драматургического разрешения их.

Всем этим пьесам, построенным на остроконфликтных сюжетах, присуща одна особенность. Конфликты, развиваемые в определенную эпоху, в конкретных странах, в то же время являются здесь условно-конкретными.

Изучение человека в самых неодолимых его страстях, в крайних и самых потаенных выражениях его противоречивой сущности – вот что больше всего интересует Пушкина, когда он начинает работу над маленькими трагедиями. Неудивительно, что драматические опыты Пушкина заключают в себе не столько ответы, сколько вопросы. Это и делает их не только родом художественных изучений, но и истинно трагическими произведениями философско-психологического содержания.

3.1. «Скупой рыцарь»

В «Скупом рыцаре» Пушкина развиваются сцены высокой трагедии, но в то же время эту пьесу можно отнести и к комедиям.

В центре трагедии Пушкина – образ барона, скупого рыцаря, показанного не в духе Мольера, а в духе Шекспира. В бароне все основано на противоречиях, в нем соединяется несоединимое: скупой – рыцарь; рыцарем овладевает иссушающая его страсть к деньгам; и вместе с тем у него есть что-то от поэта.

Слава золоту у барона – как слава любви. Это противоестественно, но это становится возможным благодаря тому, что барон тянется к деньгам не просто как скряга, а как жаждущий власти. Деньги становятся символом власти, и оттого они для барона так особенно сладостны. Это трагедия не только пушкинского времени. Она особенно актуальна для сегодняшнего дня, поэтому востребована и у современных читателей.

3.2. «Моцарт и Сальери»

Первоначально Пушкин собирался назвать свою трагедию «Зависть», но затем отбросил это намерение. Такое название, очевидно, не отвечало бы пушкинскому художественному принципу. Но это название соответствовало содержанию трагедии в том смысле, что Пушкин действительно поставил в ней задачей исследовать зависть как страсть одновременно и низменную, и великую, много в жизни решающую.

Трагедия начинается с монолога Сальери – патетического, богатого не только чувством, но и мыслью. Сальери для Пушкина – главный предмет художественного исследования, он и есть живое воплощение страсти - зависти. Именно в нем заключено то, что так трудно и так необходимо понять, разгадать, раскрыть, именно с ним связана напряженность художественного поиска и соответственно движение сюжета трагедии. В чем тайна этой страсти, когда она не мелкая, не заурядная, а исходит от личности, способной заинтересовать и даже на какой-то миг вызвать к себе сочувствие, - вот тот вопрос, который ставится Пушкиным в его трагедии и который воплощен в характере Сальери.

Имя Моцарта стало нарицательным по отношению к гению особого склада, сочетающему глубокие, созидательные творческие силы с внутренней свободой и гармонией, с беззаботным восприятием жизни, с детской доверчивостью к людям.

Разумеется, герои в трагедии Пушкина отнюдь не уравниваются в их нравственной и человеческой ценности. Мыслью о назначении человека одухотворена трагедия «Моцарт и Сальери», маленькая по размерам, но большая по поставленным в ней вопросам философии, этики и эстетики.

3.3. «Каменный гость»

По сравнению с предшествовавшими маленькими трагедиями «Каменный гость» означал не только новый предмет художественного исследования, но и обращение к иным временам и иным народам.

Трагедия написана на известный литературный сюжет.

Одной из интересных находок Пушкина явился образ Лауры. Лаура в трагедии Пушкина живет сама по себе, как яркая индивидуальность, и она усиливает звучание темы Дон Гуана. Она как зеркальное отражение, как его двойник. В ней и через нее утверждается торжество Дон Гуана, сила, и обаяние, и власть его личности – и в ней же повторяются некоторые важные его черты.

Они оба не просто умеют любить, но они поэты любви. В них сильная стихия импровизации, свободного порыва, они одинаково и в любви и в жизни вольно предаются вдохновению и умеют собой, неповторимостью своей личности наполнить каждое мгновение своей жизни и жизни тех, на кого они обратили свой взор и свое сердце.

Это, прежде всего, относится к Дон Гуану. Лаура только эпизодически занята в сюжете, Дон Гуан – его центр и средоточие. Художественное исследование в первую очередь направлено на него.

В отличие от некоторых традиционных представлений о Дон Жуане герой Пушкина не просто дерзкий гуляка, не просто страстный любовник и прожигатель жизни, но прежде всего – высокочеловеческий характер. У Пушкина Дон Гуан тоже – как и все герои его маленьких трагедий – изображен на «самом высоком уровне». Это-то больше всего и сделало его трагедию и великим художественным открытием, и вместе с тем открытием в сфере психологической и философской.

3.4. «Пир во время чумы»

Источником для трагедии «Пир во время чумы» послужила драматическая поэма английского поэта Джона Вильсона «Город чумы». Пушкин пользовался книжными источниками. Он не только усваивал чужой материал, но и в большей мере перерабатывал его, подчиняя его собственным идейным и художественным задачам.

Оригинально само название трагедии Пушкина. В нем – как это бывало и в других случаях у Пушкина – можно увидеть отражения личного, фактов биографии, фактов близкой действительности. Осенью 1830 года, когда писалась трагедия, в центральных губерниях России свирепствовала холера, Москва была оцеплена карантинами, путь из Болдина был для Пушкина на время закрыт. Пушкин был окружен смертью, и он писал так много и так успешно, как никогда прежде не писал. Он сам переживал в это время пир поэтического вдохновения, который мог осознаваться им в силу трагических обстоятельств и как «пир во время чумы». Это и определило сильную лирическую окрашенность не только отдельных мест трагедий, но и произведения в целом.

Все маленькие трагедии – о неодолимых страстях человека. В «Пире во время чумы» художественно исследуется высокая страсть к жизни, когда она проявляется на грани, на краю гибели, невзирая на возможную гибель. Это крайнее испытание человека и его силы.

4. «Повести Белкина»

Миру маленьких трагедий противостоит в творчестве Пушкина болдинской осени 1830 года не только резко отличный от него, но и прямо ему, можно сказать, противоположный мир пяти повестей, «написанных прозою», - «Повестей Белкина».

Созданием «повестей Белкина» закончился сложный и длительный процесс становления и утверждения в творчестве Пушкина той области словесного творчества, в которую он проник позднее всего и которую, видимо, ему было труднее всего освоить, - художественной прозы.

Раньше другого в Болдине были написаны «Повести Белкина».

Пушкин писал их не просто легко, но и с наслаждением, весело, увлеченно, испытывая радость быстрого вдохновения.

«Повести Белкина» были выпущены Пушкиным не под своим именем, а приписаны им условному автору – Ивану Петровичу Белкину. Образ тихого и смиренного Ивана Петровича Белкина, выступающий из письма к «издателю» и из автобиографического предисловия якобы самого Белкина к «Истории села Горюхина», набросан Пушкиным в тонах добродушного юмора и тонкой иронии. Миру необычайных страстей и исключительных героев противостоит в «Повестях Белкина» «простой пересказ» происшествий, имевших место в жизни самых обыкновенных людей. «Повести, предлагаемые Белкиным, - указывается в предисловии «От издателя», - большей частью справедливы и слышаны им от разных особ… Сие произошло... единственно от недостатка воображения».

В разговоре с одним из знакомых, который, увидав у Пушкина на столе только что вышедшие «Повести Белкина», спросил: «Кто этот Белкин?», Пушкин ответил: «Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно».

Но в то же время в этот «простой пересказ» Пушкин сумел внести столько глубокого гуманного чувства, столько меткой наблюдательности и мягкой иронии и, вместе с тем, столько способности к широким типическим обобщениям, столько жизненной правды, что его «Повести Белкина» явились первым в нашей литературе образцом подлинно реалистической художественной прозы, новом словом в нашей литературе, огромным шагом вперед во всем ее развитие.

4.1. «Выстрел»

«Выстрел» - это род романтической новеллы с острым сюжетом, с необыкновенным и загадочным героем, с неожиданным финалом. Это новелла, мастерски построенная, одностильная и цельная, могущая служить образцом новеллистического жанра.

Повесть «Выстрел» - первая социально-психологическая повесть в русской литературе. В ней А.С. Пушкин, предвосхищая М.Ю. Лермонтова («Герой нашего времени»), нарисовал психологию человека путем многостороннего изображения: через его поступки, поведение, восприятие героев окружающими и, наконец, через самохарактеристику героев.

Сильвио – протестант и борец из чувства личной мести, окончил свою жизнь в борьбе за независимость и за свободу угнетенного греческого народа, за утверждение чести национальной. В образе Сильвио Пушкин воплотил идею той высокой социальной морали, о которой В.Г. Белинский писал: «Пока человек не убьет своего эгоизма, своих личных страстей, до тех пор он не найдет для себя на земле истинной свободы…».

4.2. «Метель»

«Метель», в сюжетной своей основе тоже романтическая «авантюрная» новелла, поражает читателя неожиданными поворотами повествования и концовкой – влюбленные молодые люди оказались мужем и женой. Искусство рассказа заключается здесь в том, что автор, прерывая нить повествования, переключает внимание читателя от одного эпизода на другой. Ирония у Пушкина пронизывает все повествование. Она в нем начало созидающее. Он творит новую прозу, разрушая старые, излюбленные ее каноны.

В этой повести Пушкин по-разному рассказывает о каждом из действующих лиц повести, и в этом ключ к идейной основе всего произведения. Марья Гавриловна обрисована полнее, чем остальные персонажи. Повесть посвящена, на первый взгляд, истории ее жизни; в начале повести – она в паре с Владимиром, в конце – в паре с Бурминым, но Пушкина волнует не только ее судьба. Повесть посвящена Владимиру в большей мере, чем судьбе Марьи Гавриловны и Бурмина. В одну и ту же бурную ночь 1812 определилось будущее героини и двух героев. Первый – бедный армейский прапорщик безуспешно боролся за счастье и, отличившийся и тяжело раненый под Бородино, умер в Москве накануне вступления французов. Второй, тоже раненый и отличившийся, вернулся победителем после поражения французов, с Георгием в петлице, и легко обрел счастье.

Метель, снежная буря в изображении Пушкина – это жизнь всякого человека, заметающая перед путником дороги, сбивающего с истинного пути, которая может сыграть и роковую, и счастливую роль в его судьбе.

4.3. «Гробовщик»

Ирония присутствует и в повести «Гробовщик». Сюжетно она напоминает романтические произведения в духе Гофмана. Но рассказан сюжет совсем не по-гофмански, с удивительно и намеренно простым и трезвым взглядом на вещи, почти по-деловому, со всеми атрибутами бытовой, типично русской действительности.

Две части повести – явь и сон – сплетены и развернуты в повести в двух планах, но ведут они к одной мысли. Основная цель Пушкина: нарисовать гробовщика как в профессиональном, так и в человеческом плане, и выявить обусловленность человеческого профессиональным и социальным. Несмотря на то, что мертвецы и угрожали, и испугали Прохорова, они не смогли и не смогут ни наставить, ни проучить гробовщика, так как его, торгаша и барышника, невозможно ни наставить, ни проучить.

4.4. «Станционный смотритель»

«Станционный смотритель написан в духе лучших повестей сентиментального направления. Вместе с тем по своей поэтике повесть не только близка к сентиментализму, но и заметно отличается от него. Близка характерам героя, униженным и печальным; своим финалом – в равной степени и скорбным, и счастливым; близка постановкой темы маленького человека и пафосом сострадания.

Повесть по своему характеру не обличительная, а эпическая, в ней заметен глубокий философский взгляд художника на жизнь, видна мудрость большого художника. «Станционный смотритель» более других повестей того же цикла показывает, чем были «Повести Белкина» для русской литературы. Они открывали новые пути. На них опирался Ф.М. Достоевский в «Бедных людях», опирался И.С. Тургенев и в своих гуманистических рассказах, и в пьесе «Нахлебник», на них оглядывалась и опиралась в большей или меньшей степени вся послепушкинская русская проза 19 века.

4.5. «Барышня-крестьянка»

В «Барышне-крестьянке» нет и намека на романтическую поэтику, в ней нет ничего таинственного, загадочного, неожиданно-странного.

«Барышня-крестьянка» - это род шутливого и легкого святочного рассказа, построенного на реально-бытовой основе, с незамысловатыми сюжетными поворотами, с облегченно-счастливым концом. Видимая легкость авторского повествования в «Барышне-крестьянке», отдельные чисто водевильные ситуации - совсем и не легкость и не водевильность, по существу, поскольку Пушкин сам первый над этим смеется. «Барышня-крестьянка», «Метель» - повести отчасти шаловливые, но по своим литературным целям также и серьезные. Это и делает их ни на кого и ни на что не похожими. Если это шалости, то шалости гения.

5. Другие произведения болдинского периода

5.1. «Домик в Коломне»

«Домик в Коломне» - произведение реалистическое, новаторское и свидетельствующее о демократизации творчества Пушкина.

До сего времени оно вызывает много споров литературных критиков. В этой шуточной и полемической повести Пушкин смело и демонстративно вводит в область поэзии жизнь бедной петербургской окраины, бесхитростный и простой быт ее обитателей – городских мещанских низов.

«Несмотря на видимую незначительность ее со стороны содержания, - писал В.Г. Белинский, - эта шуточная повесть, тем не менее, отличается большими достоинствами со стороны формы. Остроты. Шутки, рассказ в одно время и легкий и занимательный, местами проблески чувства, во всем какой-то особенный колорит и, наконец, превосходный стих – все это тотчас же обличает великого мастера…». Рифмы «Домика в Коломне» поражают своей оригинальностью.

«Домик в Коломне» - литературный манифест художника-реалиста, и если «Моя родословная» - «декларация прав человека и гражданина», а «Герой» - «Декларация прав поэта-гражданина», то «Домик в Коломне» - «декларация прав художника» писать не только о высоком, но и о низком, о будничном, о повседневном, сплавляя в одно целое высокое и низкое, смешное и грустное.

«Домик в Коломне» - это творческий и страстный разговор о поэзии, о ее задачах и границах в прошлом и в настоящем.

5.2. «История села Горюхина»

«Летопись села Горюхина» - шутка острая, милая и забавная, в которой, впрочем, есть и серьезные вещи, как, например, прибытие в село Горюхино управителя и картина его управления» - писал В.Г. Белинский. Это высказывание В.Г. Белинского легло в основу понимания одного из «загадочных» произведений Пушкина, при изучении которого исследователи по-разному толковали и освещали обычно или лишь первую половину мысли В.Г.Белинского, или лишь вторую.

Написанная в 1830 г. в Болдине «История села Горюхина» впервые напечатана уже после смерти Пушкина, в № 7 «Современника» за 1837 г. Найденную в бумагах Пушкина рукопись Н.А. Плетнев озаглавил «летопись села Горюхина». Если в «Метели», «Барышне-крестьянке» Пушкин рисует деревенскую действительность со стороны изображения жизни помещиков, то в этом произведении рисует ту же действительность со стороны жизни крепостного крестьянства. Подчеркивание поэтом тягости крепостной неволи и своего сочувственного отношения к горестям и бедам закрепощенного крестьянства выражено уже в самом названии села Горюхиным. Летопись села Горюхина подхватил и блестяще развил в «Истории одного города» самый сильный русский политический сатирик Салтыков-Щедрин.

При всей сложности и противоречивости позиций Пушкина одно несомненно – «История села Горюхина» является вершиной болдинских повестей Белкина. Она содержит начало будущих повестей на темы о крестьянских восстаниях («Дубровский», «Капитанская дочка»).

5.3. «Сказка о попе и работнике его Балде»

«Сказка о попе и работнике его Балде» продолжает тему простого русского народа в творчестве А.С. Пушкина. Она построена на своеобразном обыгрывании двух равнозначных по смыслу кличек: толоконный лоб (по В.И. Далю – дурак) и балда (по В.И. Далю – дурак, болван, балбес малоразумный). В основе сюжета сказки Пушкина – договор, заключенный двумя дураками (по кличке). Но один из них, расчетливый, но недальновидный поп, погнавшийся за дешевизной, оправдал свою кличку. Другой, дальновидный и находчивый работник, не оправдал своей клички – он оказался совсем не балдой. В этом суть сказки, построенной на состязании умов. Шутливая на первый взгляд мораль сказки («Не гонялся бы ты, поп, за дешевизною») полна большого социального смысла: дешевой товар – работа Балды – обернулся товаром дорогостоящим.

Примечательно, что во всех болдинских произведениях на народные темы поэт говорит о двух сторонах социального бытия народа: с одной стороны, народ – смерд, «зайка серенький, зайка бедненький», он жертва «закулисных зубов волка-дворянина» и «попа – толоконного лба», с другой – он сила, способная на бунт, сопротивление и на созидательный труд.

6. Заключение

Изучение художественных произведений, созданных Пушкиным осенью 1830г., приводит нас к выводу, что в творческой биографии поэта болдинская осень является закономерным этапом, тесно связанным и с предыдущими периодами его творчества, и с произведениями, написанными в последние годы его жизни.

Болдинская осень свидетельствует не об ущербности в мировоззрении и творчестве Пушкина, а об интенсивности его внутренней жизни, о прогрессивности и глубине его идей, об историзме его мышления и новизне и смелости тех больших художественных задач, которые он перед собой ставил. Само жанровое разнообразие болдинского творчества – свидетельство богатства и полноты его содержания.

Но в этом многообразии привлекает наше внимание единство проблематики и единство творческих принципов Пушкина. Определяемое условиями русской действительности на рубеже 20-30-х годов, даже в тех случаях, когда поэт заимствует и использует темы, сюжеты и образы мировой литературы, или в тех случаях, когда он обращается к романтическим формам, к символам и к аллегориям, болдинское творчество Пушкина реалистично в своей основе.

Единство субъективности и объективности в творчестве поэта осуществлено не только при разработке тем значительных (например, «История села Горюхина» или в «маленьких трагедиях»), но и при разработке тем, на первый взгляд малозначительных (например, в «Домике в Коломне» или в «Барышне-крестьянке»). При этом поэт всегда приходит и приводит читателя к широким обобщениям, к глубоким и значительным выводам. Многообразные тонкие оттенки отношения к объективности: сочувствие, жалость, восхищение или улыбка, насмешка, гневное обличие – всегда глубоко оправданы и всегда органически связаны с «публицистическим подтекстом» болдинских произведений Пушкина во всем их жанровом многообразии.

Похожая информация.

Что происходит в судьбе поэта болдинской осени. ﻿ Ю.М.Лотман. Пушкин. Болдинская осень. В изобразительном искусстве